Некоторое время она переводила глаза с одного на другого. Потом спокойно сказала:

– Это я взяла вино. Не так уж их там много и было, этих бутылок, как ты думаешь, матушка Карен.

В буфетной воцарилась мертвая тишина.

У Иакова задрожали усы, они у него всегда начинали дрожать, когда его достоинству угрожала опасность.

Матушка Карен побледнела еще больше.

Олине перестала плакать и решительно выдвинула вперед тяжелую нижнюю челюсть – зубы у нее лязгнули.

– Ты? – не в силах опомниться, спросила матушка Карен. – А по какому поводу?

– Поводы были разные, я уже не помню. Последний раз ночью, в полнолуние. Был мороз и северное сияние, я решила чего-нибудь выпить, чтобы заснуть.

– А ключ? – Иаков уже пришел в себя и шагнул к Дине.

– Ключ всегда лежит рядом с твоим бритвенным прибором. Это все знают. А то как бы служанка каждый раз доставала вино? Вы собираетесь допрашивать меня здесь, в буфетной? Может, пригласим ленсмана?

Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты. Но взгляд, брошенный ею на Иакова, не предвещал добра.

– Боже милостивый! – ахнула Олине.

– Господи помилуй! – вторила ей одна из служанок.

Матушке Карен потребовалось несколько мгновений, чтобы оценить положение и спасти честь дома.

– Это уже другое дело! – спокойно заявила она. – Прошу у всех прощения! У тебя, Олине! И у вас у всех! Я просто старая подозрительная женщина. Мне и в голову не пришло, что фру Дина станет сама спускаться в погреб за вином для гостей и всех обитателей дома.

Она выпрямилась, скрестила на груди руки, словно защищаясь, и с достоинством вышла следом за Диной.

Иаков забыл закрыть рот. Олине не могла опомниться от изумления. У служанок загорелись глаза.

О чем говорили между собой Дина и матушка Карен, осталось тайной.

Однако с тех пор, когда пополнялся запас вина и водки, определенное количество покупалось для молодой хозяйки. И этим вином она могла распоряжаться по своему усмотрению…

Но старая хозяйка продолжала следить, как часто пополняются запасы, а также сколько и какого вина покупается для дома.

Каждое полнолуние, а иногда и между ними Дина спускалась из залы только в середине дня.

Свои огорчения матушка Карен держала при себе.

Поскольку зимой беседкой пользовалась только Дина, никто, кроме матушки Карен, не видел полупустых бутылок с замерзшим содержимым, которые без пробок были выставлены под скамейкой.

Зато в те разы, когда Дина в беседке распевала псалмы так громко, что это слышали и в большом доме, и в людской, сохранять достоинство и делать вид, будто ничего не случилось, было трудно. Матушка Карен вела долгие беседы сама с собой, она задавала себе вопросы и сама же на них отвечала.

Но надо сказать, такое с Диной случалось нечасто. Каким-то образом это было связано с положением луны на небесном своде.

Иаков и матушка Карен с тревогой следили за развитием событий. Они-то знали: если на Дину нашло, бесполезно уговаривать ее лечь в постель.

Она могла впасть в бешенство, если бы кто-нибудь осмелился подойти к ней.

Однажды матушка Карен сказала с опаской, что Дина может простудиться, если будет по ночам сидеть на морозе.

Дина расхохоталась ей в лицо, дерзко обнажив белые зубы.

Она никогда не болеет. И ни разу не испытывала никакого недомогания за то время, что живет в Рейнснесе.

В конце концов походы с вином в беседку стали своего рода семейной тайной. В каждой семье свои странности – это было странностью семьи Грёнэльвов.

Коня приготовляют на день битвы, но победа – от Господа.

Книга Притчей Соломоновых, 21:31

Дина стала навещать большие морские пакгаузы, она как будто что-то в них искала. То и дело она брала большие кованые ключи.