Лестница слева от двери, ступени которой были каменные, а перила деревянными, удивительно гладкими от частых прикосновений, приводила на последний этаж к длинному коридору вдоль окон, напротив которых располагались двери с различными надписями. Я прошёл вдоль них в одну сторону, потом вернулся и прошёл в другую, и всё гадал, что же таится за этими дверями. Некоторые буквы были мне знакомыми, но читать их я не умел и полагал тогда, что за дверями непременно располагаются всякие разные детали корабля, которые мы будем изучать.

Я не решался заглядывать внутрь, чтобы не рассердить обитавших там учителей, но предпоследняя дверь была открыта настежь, никого внутри не было, а всё пространство заполняли столы и стулья. Я удивился, чему можно учиться сидя, потом решил, что здесь, наверное, читают. Это вернуло меня мыслями к своему знакомому с книгой, и я надумал найти его и попросить научить меня читать буквы, а заодно выспросить у него хоть какое-то имя.

Я нашёл его на старом месте, на скамейке у дома учителей. Он склонился над книгой, солнце всё так же светило ему прямо в макушку, но он вроде бы ещё не спал. Возможно, просто не успел заснуть. Я, нарочно погромче топая, подошёл и сел рядом с ним, разглядывая стену учительского дома. В некоторых местах, перед окнами, стена имела выступы, окружённые перилами, на которые, видимо, можно было выходить. У некоторых таких выступов даже имелась своя крыша.

– Зачем кому-то выходить из окна, если снаружи дождь? – спросил я будто бы сам у себя.

Мой знакомый вздохнул, оторвался от книжки и, видимо, посмотрел в ту же сторону, куда и я.

– Там двери есть. Это балконы.

– Аа, – сказал я. – Ясно.

Голос же мой выражал, что на самом деле яснее мне ничего не стало, я специально состроил такой голос, но объяснения не последовало, знакомый мой снова уткнулся в книгу. Тогда я задал уже прямой вопрос:

– Слушай, а как тебя всё-таки зовут?

– Я же сказал тебе, здесь не называют имён.

– Ну а как тебя называют тогда?

– Ещё пока никак. Никто не придумал, как меня называть.

Я помолчал. Я вдруг вспомнил, что Крючок назвал меня мотыльком. «Неужели теперь меня все будут звать мотыльком?» – подумал я.

– Тот… Крючок… Назвал меня мотыльком. Неужели теперь все меня будут так звать? – спросил я вслух.

– Мотыльком? – знакомый вдруг захлопнул книгу и переспросил: – Мотыльком?

– Ага, мотыльком, – я старался сохранять спокойствие, – мотыльком.

– Ты как-то не очень похож на мотылька. Ну то есть совсем. Должно было что-то произойти, чтобы он так тебя назвал, – он уставился на меня во все глаза и от его полусонного состояния не осталось и следа. – Что-то очень интересное, наверное?

– Наверное, – сказал я, пожимая плечами. – А откуда ты знаешь, что его зовут Крючок?

– Ну… Это я его так назвал… Должно быть он теперь очень зол на меня…

Он помолчал то ли вспоминая что-то, то ли раздумывая, а потом, видимо решив, что иначе из меня никак историю не вытащить, продолжил:

– Он всё приставал ко мне с игрой в карты, а играть с ним в вайтвальтера – это гиблое дело, я сразу понял, что у него все карты меченые. В общем, когда он уже даже хотел отнять у меня книгу, я отпихнул его и сказал, мол, Крючок, лучше тебе со мной не связываться, если не хочешь неприятностей… – ещё немного помолчав, он добавил: – А называли меня Бочкариком… То есть сначала Умником, а потом Бочкариком… Но недолго.

– Что? Как? – теперь я уставился на него, оторвавшись от созерцания балконов или как их там.

– Хех, Бочкариком… Это, наверное, забавная история, если её попытаться рассказать… Но тогда сначала рассказывай ты.