Природа, имея единую сущность в основе, воплощает её в различных формах, соперничающих друг с другом, – видимо для того, чтобы из этих форм могли выделиться лучшие. Имеем ли мы право уклоняться от этого соперничества? И даже то, что покажется нам уклонением, – не будет тоже лишь одной из форм развития, противопоставленной остальным и нуждающейся в защите, а не в малодушном вялом пристрастии?..
403
«Философы, стараясь сделать человеческую душу слишком уж стройной и гармоничной, вовсе не приучают её к столкновению крайних противоположных мотивов.
Следует заботиться о спокойствии и ясности души так, чтобы не уничтожать её величия».168
404
Даже аскетическое бесстрастие, даже монашеская отрешённость могут быть совместимы с увлечённостью жизнью. Они могут служить прочным руслом, залогом внутренней силы и гармонии. Но только увлечённость – не пенной суетой, а потоком истинной жизни, – приводит к полноценному осуществлению судьбы.
405
«Если хочешь всегда быть на высоте, во всём отвечать наивысшим требованиям, нужен, разумеется, не недостаток душевных сил, размаха, тепла, но их избыток. То, что ты называешь страстью, есть не душевная энергия, а трение между душой и внешним миром. Где господствует страсть, там не ищи силы воли и устремлённости, там всё направленно к достижению частной и ложной цели, отсюда напряжённость и духота атмосферы. Тот, кто направит свою силу к центру, подлинному бытию и совершенству, тот, возможно, представляется нам более спокойным, нежели страстная натура, потому что не всегда виден его внутренний огонь, потому что, скажем, на диспуте он не размахивает руками, не кричит. Но я говорю тебе: он должен гореть, должен пылать!»169.
406
И в человеческом обществе, и во всей природе действует не только действующий. Самый бездеятельный человек, самый инертный элемент материи – не могут избежать участия во всеобщем взаимодействии, то есть уклониться от влияния на своё окружение.
Правильнее, чем о действии и бездействии, говорить о действии сознательном и бессознательном, целенаправленном и бесцельном – наконец даже активном и пассивном.
408
Не всегда лучшее – до предела насыщать жизнь поступками, стараясь занять каждое её мгновение. Иногда нужно освободить время для ожидания. Существуют дары, которых нельзя добиться напористостью.
Ожидание и молчание могут быть не менее плодотворны, чем делание и речь.
«Когда молчишь целый год, то разучиваешься болтать и выучиваешься говорить».170
Но для этого они должны быть связаны не со снижением жизнедеятельности, а с изменением её направления снаружи внутрь, даже с усилением её – особенно если ориентация вглубь себя непривычна и затруднительна.
409
Внешние проявления чувств часто питаются энергией внутреннего их содержания, иногда вытягивая все соки ядра на создание толстой скорлупы, украшающей и оберегающей высохшую пустоту. Требуется внимание, желание, силы и умение, чтобы установить такую связь между внутренним и внешним, которая побуждала бы их поддерживать и улучшать друг друга.
410
«Неизреченно и лишено имени то, что составляет муку и сладость души моей и голод утробы моей».171
Не позволяя своим радостям и болям бродить по душе безымянными, мы чуть ли не лезем в словари, чтобы найти подходящие термины для наших переживаний. Только блаженная немощь языка ограничивает наши попытки к самоувечению.
Ради неизреченности предпочтительнее любого анализа – САМОанализ, мало нуждающийся в посреднице-речи. Однако и здесь необходимы свои границы. «Если кто хочет любить что-нибудь долгое время, тот не должен стараться давать ему настоящую оценку: никогда не следует точно знать, что оно такое».