Людей до сих пор слишком опьяняет сходство между ними в чувстве логики – сходство, действительно, особенное по сравнению с гораздо более эпизодической и условной похожестью других чувств. Благодаря этому сходству возникла наука вообще и наука логики в частности. Но именно при углублении в науку логики всё явственнее проступают различия в логике между людьми, всё определённее становится индивидуально-чувственная подоплёка человеческой логики.

Чувство логики похоже на любое другое чувство – скажем, на чувство прекрасного. Мы чувствуем, что это логично или красиво, – а почему? Потому что мы чувствуем.

Если чувство прекрасного ещё можно пытаться объяснять логически (связь пропорций с физиологией организма и другие предположительные изыскания), то чувство логичности бессмысленно подвергать логической интерпретации. В лучшем случае объяснение будет сочтено логичным – а почему?..

Понятие «разум» как бы слеплено из двух представлений – из представления о чувстве логики и представления о сущности человеческого сознания, то есть об итоговой на данный момент мысли, объединяющей голоса всех чувств в соответствии с силой каждого из них. Часто такая конструкция довольно удобна – но надо знать, из каких элементов она состоит, от чего зависит, на что влияет.

То, что чувство логики – лишь одно из чувств, относящихся к определённого рода ощущениям, что оно не является неким объемлющим все ощущения «умом», особенно ясно видно в тех ситуациях, когда между людьми устанавливается общность на основе какого-нибудь другого чувства. «Ведь если люди станут безумствовать по одному образцу и форме, они достаточно хорошо могут придти к согласию между собой»117.

Люди, которых роднит щегольство, сочтут по-своему «логичным», что платье надо перешить, потому что его фасон исчез из модных журналов. У филателистов существует сложная «логика» обмена марками, которую трудно понять непосвящённому. Есть своя «логика» у патриотов, у влюблённых, у верующих.

Кавычки над словом «логика» – не ирония, а лишь знак применения не совсем подходящего к случаю слова. Можно сказать «язык» (хотя и здесь будет своя неточность). Как чувство логики обладает своим собственным языком, так имеют свои языки и другие чувства – от любви к нарядам до религиозной веры. И далеко не всегда язык логики способен возобладать над прочими языками.

Можно попробовать не выделять Логику как самостоятельное чувство, можно раздробить её на кусочки и полагать, что «каждое чувство повинуется своей собственной логике и делает выводы, на которые способна только его логика»119. Это совсем неплохо, если мы можем проследить за такими логическими элементами для каждого отдельного чувства, если мы можем основательно поразмыслить о «логике любви», «логике веры», «логике долга» и т. д.

Однако, во-первых, подобные локальные логики окажутся слишком индивидуальны – основное свойство Логики, общность, будет подвергнуто разрушению. Во-вторых, проникнуть вглубь достаточно цельного чувства не так легко. Любую свою частицу оно окрашивает присущим ему особым цветом, в котором теряются иные оттенки. В-третьих, при разделе неминуемо остаётся некая «логика логики», не относимая ни к какому иному чувству, – и вся затея становится тщетной.

Попытки преодолеть тот или иной устоявшийся подход к душевному устройству человека редко приводят к решительному пересмотру общепринятых понятий. Зато почти всегда такие попытки содействуют объёмности представлений с объективной точки зрения и могут привести кого-то к удачным субъективным находкам.