– Почему тоже? – все еще витая где-то между сном и явью, не понимала Вера.
– Ну, компот на кухне – вишня, духи – вишня, – пояснил Сергей.
– Я их из-за названия купила, – сказала Вера, понимая, что следующим подарком от Сергея будет что-то вишневое.
Звонкие детские крики, наставления спешащих на работу мам, объятия, поцелуи, путь галдящей стайки на зарядку. Вера обожала свою работу воспитателя, гордилась ей и считала призванием. А взамен получала любовь своих подопечных, ту чистую, еще неиспорченную воспитанием, нормами, и игрой в роли. День пронесся незаметно.
Тихий кабинет, серое, коричневое. До ужаса удобное кресло. Она вновь была на приеме у своего психолога. Может, я из-за кресла сюда хожу, промелькнула подлая мысль. Надо купить такое домой, вдруг и сюда больше не захочу, всяк дешевле выйдет.
– Какие успехи? – спросил Федор Петрович, поправляя вечно сползающие очки.
– Сны вернулись.
– Подробнее. Такие же? Яркие? Какие мысли после пробуждения?
– Точно также, как и было до приема лекарств. То есть снов не было месяц, а сейчас уже пять дней все, как раньше.
– Лекарство оставляем, месяц это тоже результат, пока что самый плодотворный. Однако, хочу порекомендовать вам добавить еще один сеанс в неделю, проблема психологического характера, и работать с ней надо на сеансах, как ни печально, но волшебных таблеток пока не изобрели.
– Хорошо.
– Я уже много раз говорил и повторюсь. Волчица – это архитип. Архитип, с которым вы ассоциируете свое я. Бесстрашная защитница, оберегающая щенков своей стаи. В этом нет ничего плохого. Просто не надо накручивать себе того, чего нет. Ножки на подушечку, садимся удобненько и поехали.
Вера поерзала в кресле и, внимая словам Федора Петровича, погрузилась в гипнотический сон.
Как только дыхание Веры стало глубоким и ровным, Федор Петрович достал из ящика письменного стола странную измерительную линейку. И скрупулёзно измерил расстояния нескольких костей на ступнях Веры, записал их в свой блокнот и набрал номер на мобильном.
– Фуфло твои пилюли, – выпалил он сходу, как только абонент вышел на связь.
– Сразу говорил, не всем помогает, – донеслось в ответ.
– У нее кости мутируют, еще полгода максимум, и первые признаки обращения будут происходить уже в сознательном состоянии, – выпалил Федор Петрович.
– Ну как начнется, привезешь, – безразлично ответили в телефоне.
– У нее еще есть шанс, – зло сказал Федор Петрович.
– Ты так про всех говорил, увеличь дозу, вдвое, нет в полтора раза.
– За нее я буду бороться до конца, она не потеряет нормальную жизнь.
– У меня тоже хорошо – лес, природа, ладно бывай, – сказал собеседник и отключился.
Федор Петрович посидел в кресле, потом убрал странную линейку и начал будить Веру.
– Просыпаемся, милая. Вы сегодня молодец, хорошо поработали. Запишу вас на среду в ваше обычное время.
Вера пришла домой, сварила пачку пельменей, выковыряла их них мясо и, завалившись на диван, до ночи смотрела какой-то нескончаемый сериал.
Она уткнулась носом в их спины. Их ровное тихое дыхание было самым прекрасным в мире звуком. Они еще сильно пахли ею, немного им, и конечно, собой. Их нежная, еще очень пушистая шерсть излучала не передаваемой красоты аромат. Их дети. Пять черных и один серый с таким же белым штрихом на хвосте, как у отца. Она положила голову сверху и закрыла глаза.
Ноты: вишневый компот, влага, горчинка, шерсть маленького щенка, ваниль, терпкая-сладость, амбра.
Amouage Interlude Woman
Марта лежала на столе обнаженная в компании больших ваз с фруктами. В голове проносились воспоминания, больше похожие на кошмарный сон. Она встречает Зухара, и тот предлагает помощь, которая спасет от банкротства компанию отца. Она становится женой шейха, а его компания инвестирует несколько миллионов в бизнес отца. И она согласилась. В здравом уме. А в здравом ли? Двадцать первый век, а она добровольно продала себя в рабство, ну пусть не в рабство, но продала. Хорошо, что отец думает, что это обычный брак.