– Хм… – думал он, – в очередной раз засыпая там, я просыпаюсь здесь. А может, наоборот? Сплю здесь, а просыпаюсь там? Нет… вряд ли. Ведь там всегда разные сюжеты и место действий, и не во всех снах есть мой ангел. Почему-то раньше я не задавался этим вопросом, правда, чем старше становлюсь, тем больше вопросов и тем меньше желания искать на них ответы. Вроде вновь снилась дорога. Месяца три периодически она снится, и ведь понимаю, для чего мы едем, только куда едем? Просыпаясь, не помню. Наверное, по каким-то важным делам, – приходил к выводу он. – Делам, хм… делам? Что-то у меня с этим ассоциируется…

– Блин! – вырвалось у него во весь голос, и, посмотрев на наручные часы, он увидел, что время 10:10, понедельник. И его последний экзамен шёл уже десять минут.

За победу в олимпиаде по истории оценка за год выводилась автоматически – «отлично», но он так же отлично знал своего преподавателя; его беспечное опоздание может быть воспринято как наглость, а наглость у Ирины Николаевны наказывалась вопросами, притом долгими и нудными вопросами. Спустя пять минут его ноги чеканили такой быстрый шаг, что со стороны это казалось лёгким бегом. Внутри явственно обитало ощущение, что в данный момент он опаздывает, но в общей перспективе успевает. Через десять минут рука занеслась над дверью класса в тихом школьном холле. Смотря на номер кабинета и глубоко выдыхая, он постучался и, не дождавшись ответа, открыл дверь.

– Разрешите войти, Ирина Николаевна, – отрапортовал Димка, будто военный, который явился, как только смог.

– А зачем? – повернулась в его сторону учительница и, прищурившись сквозь очки, начала прожигать проницательным взглядом. Этот взгляд, изученный им за три года, не сулил ничего хорошего.

– Чтобы увидеть вас, своего любимого преподавателя, Ирина Николаевна, – ответил он, едва сдерживая улыбку.

– Неужели? – её строгий голос перешёл на наигранное удивление. – Возможно, и остальные двадцать человек пришли за тем же, что и ты? Так они ведь не опоздали, в отличие от тебя, Дима, и могут дольше созерцать меня, красивую, – ответила преподаватель, добавив к словам такую же сдержанную улыбку.

– Грешен, Ирина Николаевна, грешен, но, поймите, долго не мог выбрать рубашку для радости глаз ваших, поэтому и надел футболку, чтобы запомниться вам в этом учебном году на фоне двадцати человек в костюмах, – и с такой любовью и замиранием дыхания посмотрел в глаза учительнице – так даже фанаты не смотрят на своих кумиров при встрече.

– Силён подхалимничать, силён, и где так глазёнки свои хитрые научился строить, ведь, не знай я тебя три года, Дима, поверила бы, – уже более мягким, прощающим тоном говорила Ирина Николаевна.

– Так в России живём, тут на что ни посмотри, сердце любовью ко всему прекрасному наполняется, и от этого каждое слово становится наполненным любовью к окружающим людям.

– Ох, чертяга языкастый, но, не поверишь, я вот минут двадцать назад начала способ наказания для тебя придумывать, коли отважишься зайти после звонка. Всё не могла выбрать, с чего начну: за тесты посажу или за всех тесты заставлю решать. Случаем, ты мне не посоветуешь, что выбрать для тебя?

При этом вопросе у той части класса, которая умудрилась начать списывать, появилась крохотная надежда, что так оно и будет и им не придётся решать исторические головоломки от самого строгого преподавателя школы. Другая же часть класса просто не обращала внимания на происходящее, зная, что вероятность ничего не делать и получить хорошую оценку у Ирины Николаевны совершенно отсутствует, даже для Карамзина.