– Не верьте ему, – Амадей пропустил мимо ушей обращение «мессер», которого прежде ни разу не слышал от Горчи. – Он играет как сам аш-Шудах. Я еще ни разу у него не выигрывал.

– Принимаю вызов, – Дионин улыбнулся и жестом пригласил старика сесть напротив.

Амадей налил в два глиняных бокала вина, разбавил его водой, тихо кипевшей в котелке на краю решетки, в бокал гостя добавил щепотку кардамона и ложку белого меда (чтобы спалось спокойно и без снов), а Горче оставил как есть, старик любил чистый вкус. Подал бокалы игрокам и сел рядом с хозяйкой, чистить горох. Твердые горошины скользили под его пальцами, шуршали и потрескивали сухие стручки, а он осторожно рассматривал лицо гостя – наконец-то открытое и обращенное к свету.

Юноше было не более двадцати лет, черты лица его были словно выведены скульптором – четкие, чистые линии, ни единого изъяна. Уголки черных глаз Дионина были слегка опущены вниз, что придавало выражению его лица некоторую скорбность, которая, впрочем, совершенно исчезала, когда он улыбался. Бледно-смуглая кожа, темные блестящие волосы, маленький шрам, рассекающий левую бровь. «Настоящий принц, вроде того, что написал целых пять десятков слезливых сонетов – вместо того, чтобы увезти свою милую, да и любить ее в свое удовольствие,» – подумал Амадей.

Между тем, партия в махшит приобретала для Дионина неутешительные перспективы – Горча разогнал его фигуры по краям игровой спирали, а самые важные намертво блокировал.

– Ки Стафида, – обратился Дионин к хозяйке, – я хотел спросить вас, вы всегда оставляете светильник на окне в такие ночи? Я заплутал в лесу и уже думал, что в нем и придется провести ночь, как вдруг увидел свет – он мелькал среди деревьев, мне поначалу показалось, что он движется… примерещилось, наверно. Так я и вышел к вашему дому.

– Мой молодой господин, – ответила Стафида, – это целая история, и я с радостью расскажу ее вам.

«Великолепно!» – Про себя отметил Амадей. – «Сказка на ночь – то, что надо, последнее слово в песне нынешнего вечера».

– Сегодня, как и в последние пять лет, светильник зажег Амадей. Он делает это в память того дня, когда пришел к нам. Шесть лет назад, в такую же скверную, холодную ночь дождь лил как из ведра и ветер норовил сорвать крышу с курятника. Я никогда не жаловалась на сон, мой господин, но в тот вечер никак не могла уснуть. Ну просто места себе не находила, словно потеряла что-то и не могла найти. А что успокаивает лучше работы? Вот я и раздула огонь в очаге, зажгла светильник и села перебирать каменную крупу, ведь мелкая галька не лучшая приправа в супе. Сижу я себе, камешки из мешка выбираю, как вдруг… – Стафида сделала большие глаза, отложила в сторону орехи и продолжила.

– Как вдруг слышу – стучится кто-то в дверь. Кого ветром принесло, спрашивается? Кликнула пса своего, и пошла посмотреть. Открываю дверь – а на пороге у меня мальчонка стоит, промокший насквозь, от холода трясется, а сам беленький весь, будто из первого снега слеплен. Я, признаться, поначалу его за хогмена приняла, они ведь затейники известные, могут и не так глаза отвести. Ну откуда посреди эдакой глуши ребенок мог взяться? Но пригляделась и вижу – нет, никакой он не холмовик, обычный человеческий сын, только белый не по-человечески. Спрашиваю его…

– Ты кто такой? Чего тебе надо? Откуда ты взялся? – Улыбаясь, повторил ее вопросы Амадей.

– А он мне отвечает, да так толково и честно, что сразу видно стало – будет из него толк. Вот так. И скажу я вам, мой господин, не было ни единого дня, чтобы я не порадовалась тому, что зажгла свет, и мальчик нашел дорогу к моему дому.