Тот день, как и многие другие, Рагдар и Нартор проводили в портовой таверне, подальше от дворца. Друзья пили крепкий арс, когда вошли четырнадцать вельможно одетых юношей. От них исходили угроза и уверенность в собственной безнаказанности. Местные женщины и завсегдатаи поспешили исчезнуть с их глаз. Компания направилась к столу, за которым сидели Рагдар и Клык.

– Кажется, по нашу душу, – шепнул Рагдар другу.

– Бить нас хотят, – ухмыльнулся тот.

– По моему знаку вали на них стол со всей силы.

Компания подошла.

– Эй, Кханк, я давно тебя хотел спросить… почему у тебя лицо смазливое, как у девчонки, а? – глумливо начал кривляться Тирхан.

– Он и целуется как девчонка, зуб даю! – вторил ему Тарлион. – Верзила, похвастайся, как он целуется, – обратился он к Нартору. – Небось сосет тебе не только язык и облизывает не только зубы…

– Вы же понимаете, что такие слова означают болезненные последствия для вас? – холодно поинтересовался Рагдар, силой вдавив обратно в скамью уже начавшего было подниматься Нартора.

– Последствия? – расхохотался Тирхан. – Зацелуешь всех нас до смерти? Девочка моя, боюсь, даже при всей твоей похотливости тебя не хватит на всех нас!

– И все же вам бы следовало извиниться, а потом пойти к Великой Ульме и отмыть свои поганые языки, – невозмутимо продолжил Рагдар.

– Я надеялся, что ты будешь разумнее и осмотрительнее в своих словах, но, похоже, в Сариссе не учат манерам. Ребята, кое-кого надо проучить!

Послышался звук вынимаемых мечей.

– Давай! – крикнул Рагдар, выплескивая остатки арса в глаза ближайшего противника.

В тот же момент Нартор опрокинул стол в сторону толпы со всей своей звериной силой. Друзья вскочили со скамьи, обнажая мечи. Воспользовавшись сумятицей, Рагдар, не раздумывая, рванулся к Тирхану. Пока тот соображал, какой блок поставить, Рагдар молниеносным диагональным ударом отсек ему руку, сжимавшую меч. Раздался дикий вопль, хлынула кровь, и Тирхан, побелев, повалился на пол.

Все растерянно замерли. Рагдар поднял отсеченную руку и сунул ее Тарлиону:

– Сейчас же забирай своего дружка и тащи к лекарям, пока не изошел кровью. И услышу подобное еще раз – отрежу языки. Всем.

Весть о том, что сын начальника дворцовой гвардии Сариссы искалечил сына второго амира, моментально облетела дворец. Второй амир жаждал крови и мести, но скрыл эти чувства благородной просьбой о царском суде. Рагдара заперли в дворцовой темнице.

Вечером Вальдерас принес другу лепешки, мед и виноград. Пока Рагдар ел, он внимательно вглядывался в его лицо сквозь решетчатую дверь – тот выглядел спокойным, как будто не сомневался в благополучном исходе этой истории. Сердце Вальдераса болезненно сжалось.

– Второй амир требует, чтобы тебе отсекли обе руки, – начал он рассказывать новости.

– Я рад, что он согласен оставить мне хотя бы ноги. – Рагдар обмакнул лепешку в мед.

– Ты… ты невыносим! Это ведь не шутки! Ты хоть соображаешь, что натворил?!

– А что я натворил?! – Рагдар стал серьезным и злым. – Что, по-твоему, я должен был делать? Если бы мы с Нартором просто стали их пугать мечами, то некоторое время, конечно бы, продержались. Но нас бы задавили числом. Подставиться под побои?! Мне уже не двенадцать, и меч у меня не деревянный. А главное – независимо от того, сбежали бы мы или попробовали драться, эта история бы длилась до бесконечности. Ну, ты сам, что ль, не помнишь, как было с Нартором?!

– И ты решил…

– Да! Я решил, что закончу это противостояние раньше, чем оно закончится нашим поражением. Неважно, как рассудит царь. Неважно, останусь я с руками или нет. Важно, что ни один подлец больше не рискнет распустить свой поганый язык в отношении кого-то из нас. Они знают, на что мы способны, – и это лучшая защита. Никто не рискнет остаться без руки.