– Не знаю, – честно ответил инструктор. – Обычно да, но ты ведь у нас особенный. Ты в курсе, что любое твое тестирование показывает, что твой коэффициент боевой эффективности не превышает 60 единиц? И это явно сильно заниженные показатели. По всему выходит, что наши алгоритмы в твоём случае не корректно работают. Чего ты хочешь, какого типа нейросети тебе интересуют?

– Чтобы можно было управлять крейсером. В одиночку, – добавил я.

– Не уверен, что даже военные образцы на это способны, но гражданские вообще не потянут.

Не стану я ему говорить, что я и с рабской справился.

– «Прикормка нужна. Бери лучшую и не важно какого типа»

– Хорошо, лучшую.

– Ты согласен взять группу?

– Только на одну лекцию.

Торговались мы долго, я так понял, что он транслировал наш диалог дальше и уже там принимали решение. Они хотели полноценного обучения, но разве я могу за них отвечать?

– Деньги вперёд.

– Что прости?

– Сначала вы устанавливаете эту прикормку, а затем я сам оценю, чего она стоит и выложусь соответственно.

– Прикормка?

– Ну нейросеть это ваша.

Мы договорились, осталось её выбрать. Дриаде было всё равное её назначение, главное сложность. Так что выбирал Убогий по её требованиям и выбрал аж две сразу. Одна увеличивает поток обработки информации, вторая не пойми чего. Командир штурмовой десантной группы. Для Дриады это лишь удобрение, в любом случае она сделает свою и оптимизирует то, что мне нужно. Индивидуальный подход.

Меня поместили в медкамеру.

– Что тут у нас? Оператор навигационной системы, – прочитал Хоткин переданную запакованную коробочку. – И командир штурмовой группы. Обе сразу устанавливать?

– Да. И по осторожнее с ними, – получил он совет.

– Я не впервой. Три часа и будет всё готово.

Спустя три часа на него стали выразительно смотреть два дежурных. Спустя пять уже встали за спиной, но не вмешивались. Спустя восемь он впервые за несколько часов расслабился и облокотился на спинку кресла. В этот момент в медблок зашла делегация из четырёх человек.

– И? Почему Лютый ещё здесь, – сразу с порога обратилась Лина, которая лично держала на контроле всё, что с ним происходит.

Она огляделась. Остальные камеры уже опустели и новых граждан СК с новыми нейросетями отправили на реабилитацию после операции

– Восемь часов! Ты ему мозги спалил?

– Да жив он. Живее не куда. Отчёт составлю позже.

– Кратко и сейчас, – потребовала она.

Ходкин распечатала несколько осциллограмм и передал ей.

– Две нейронки установились штатно, на этапе первичной распаковки начался сбой… не совсем сбой, но распаковка пошла не штатно. Я не сразу обратил на это внимание, ведь у него рабская в качестве базовой стояла.

– Так сейчас то всё в порядке? Нейросеть ему установили?

– Установили. Всё в порядке. Вот только у него определяется только рабская нейронка, остальных нет.

– Как нет?

– Вот так, – развёл он руками. – Не определяется. Рабская стоит, а наших нет. Даже в качестве надстройки не видно.

Лина смотрела на странные показания мозговой активности. Вот до операции, перед внедрением, после, а вот здесь началась её распаковка. Нейросети стремились создать новые нейроны, узлы и дотянуться до определённых участков мозга, но их буквально начало растягивать во все стороны и разрывать.

– Его состояние?

– Показания на удивление отличные.

– Тогда на реабилитацию его и подготовь полный отчёт.

Новые тесты по КБЭ, которые вновь не превышают 60 единиц, но теперь глядя на полученные осциллограммы она заметила некую странность, подобное она видела лишь однажды и то в качестве обучения. Он оборотень. Подача тестового импульса, чтобы проверить быстродействие нервной системы обрывается. Искажается и вновь появляется с задержкой. Две нервные системы и вторая не отслеживается. Стандартные процедуры тестирвоания к ним не подходят, а других нет. Может где-то кто-то и взялся их разрабатывать, но только она про это и не слышала. Так что его можно оценивать только по внешним данным, а там уже больше 400.