– Даша, пойдём погуляем.

– Не хочу, – насупилась девушка и собралась идти в зал.

– Интересное кино. Ладно. Садись, – приказал Юли.

Он подождал, пока Ирина Владиславовна доделает всё на кухне и пройдёт в зал.

– У тебя трудный характер. Не замечала?

– Нет.

– Ладно. Это так. Ремарка. Дом смотрела?

– Какой?

– Деда Мороза! – не выдержал Юли.

– Нет.

– А дойти было трудно?

– А почему… – осеклась Даша, встретившись с ледяным взглядом командующего.

– Нравится издеваться, да? Хорошо. Осталось недолго. Потом моя очередь, – грозно проговорил Юли.

– У меня нет привычки издеваться, – вспылила Даша.

– Слушайте, ребята, – Дмитрий Николаевич вышел из зала,– у вас так до рукоприкладства дойдёт. Давайте я буду судьёй, хотя бы иногда передышку объявлю.

Он сел за стол и продолжил:

– Даша, почему бы тебе, действительно, не посмотреть дом?

– Вообще-то, мне никто не предлагал, – покраснела Даша.

– Как же, предложишь тебе… Ладно, об этом после. Главное вот в чем. 25 июня мама приезжает в Россию. Я подал документы на 26, – продолжил Юли.

– Какие документы?

– На бракосочетание.

– Что? – Даша вытаращила глаза. – А-а-а. А я как же? То есть… Я что, право голоса не имею?

– И что путного ты сказала бы? – тоже вспылил Юли. – К этому времени экзамены у тебя закончатся, в институте не начнутся. Какого лешего тебе ещё надо?

– А моё мнение учитывается? – кричала Даша.

– Будет учитываться после свадьбы… может быть, – тихо добавил Юли.

– Нет, вы посмотрите. Он всё решил и за себя, и за меня без моего ведома.

– Да ты сама не знаешь, чего тебе надо!

– Зато знаю, чего мне не надо: напыщенного придурка, считающего себя центром Вселенной!

– Эй, полегче на поворотах…

– А то что?

– Получишь по губам!

– Даже так?

– Вот так!

– Хорошо! – Даша резко встала и вышла в другую комнату.

Дмитрий Николаевич пытался вставить хоть слово, но куда там. Рядом обвал лавины: все сносит на своем пути.

Юли понял, зачем ушла Даша, тоже встал из-за стола, засунул руки в карманы. Желваки играли на скулах. Даша принесла коробочку с кольцом, поставила её на стол.

– Возьмите, господин командующий, – уже ровно сказала она.

– У тебя либо критические дни, либо боязнь нимфетки при виде взрослого мужика, который скоро трахнет тебя…

Звон пощёчины раздался по дому. Даша вложила в удар все силы, таящиеся в её хрупком теле. Юли закусил разбитую губу, но рук не вынул из карманов:

– Если первое, то пройдёт. Со вторым проблемнее.

Даша снова ударила по лицу, осушила руку.

– Убирайся! – прошептала она, белея от гнева и стыда.

Когда за Юли закрылась дверь, Дмитрий Николаевич поднялся из-за стола, подошёл, обнял дочь:

– Дашенька, детка, что с тобой?

– Со мной ничего, – упрямая голова никак не хотела прижиматься к отцовской груди.

– Да-ша, – прошептал на ухо отец. Он гладил её по голове. – Неразумное дитя.

Дмитрий Николаевич посмотрел на Ирину, вышедшую на крик: мучают друг друга – кто больше. Жена покачала головой.

– Ну, всё будет хорошо. Помиритесь. Тихо, тихо. Иди, ляг отдохни. – Дмитрий Николаевич отстранил от себя Дашу, вытер слёзы на её лице. – Кольцо забери.

Даша весь оставшийся день пролежала на кровати, ужинать не пошла. Самым ужасным было то, что он сказал правду: она боялась, страшно боялась такого сильного мужчину. Боялась, что потеряет голову.

Пока он был рядом, каждый день надоедал разговорами с отцом, раздражал своим присутствием и невниманием к ней, она только злилась. Но когда он исчез на несколько недель… Оля вон как мучается, что у всех девчонок есть знакомые военные, только у нее да у Дашки нет. Ночами не спит – так хочет, чтобы и за ней ухаживали. И держится лишь из солидарности с подругой. А подруга-то замуж собирается или нет? Неизвестность хуже плохой реальности. Девчонки в школе рассказывали, как их обнимают, целуют, что говорят, где гуляют. Планы строят на будущее. У кого знакомый (сколько гордости в словах «Мой», «А мой-то») рядовой, а у кого и офицер. На Дашу с Олей смотрели с издевкой: не все же сливки гордячкам. Так порой хотелось крикнуть, что и у них тоже, то есть пока только у нее, но и у Оли будет, обязательно будет, да не просто рядовой или офицер, а… как крикнешь, когда до конца не уверена, ни в чем не уверена…