– Да нет…

– Прошу прощения, близко подошел, – враг оглядывается, прищуривается, – штраф выпишут, как пить дать… вон, уже засекли камеры…

– А… куда она делась?

– В портал ушла, куда… Что вы на меня так смотрите, думаете, вы одни порталы делать можете?

Молчу. Не думаю.

Что-то я у него еще хотел спросить, что-то, что-то…


– Какой сейчас год?

Не то.

– Как вас зовут?

Не то.

– Почему я так… выгляжу?

Тоже не то.

Вернее, то, еще как то, именно это и нужно спросить…


– Какой сейчас год?

Враг уточняет:

– У меня или у вас?

И чувствую, что говорит серьезно, еще как серьезно, похоже, и правда, у меня и у него разные годы.

– У вас.

– Пятьдесят семь, двадцать шесть, тридцать восемь, тринадцать, нуль девять.

– Э-э-э… это что?

Враг поднимает брови.

– Вы и этого не знаете?

Что-то прорывает внутри.

– Слушайте, ну честное слово, не помню я ничего!

– Пятьсот семьдесят две тысячи шестьсот тридцать восьмой год, тринадцатое сентября.

– М-м-м… а у меня?

– Откуда я знаю, какой у вас год. Ну вот… – враг выводит меня из лифта в просторный зал, усаживает в некое подобие гоночного болида, – сейчас инструкцию вам дам… и все будет океюшки.

– А…

– У вас еще есть вопросы?

– Да. Как вас зовут?

Враг смеется, решительным жестом пожимает мне руку.

– Тингерман к вашим услугам.

– М-м-м… а меня?

– Вы и этого не помните? – Тингерман хлопает меня по плечу, предупреждая мои возражения, – э… а ведь не помню я, как вас зовут, ведь и не помню. Стойте, дайте гляну, как вы у меня в телефоне записаны, записаны же как-то…

Он касается своей головы, вижу яркое мелькание на его левом виске, уже ничему не удивляюсь, уже нет сил удивляться.

– А никак вы у меня не записаны. Две буквы, кэ-мэ, Кэмэ…

– Может, я и есть Кэме?

– Может быть, кто вас знает… Ну все, давайте, вот инструкция вам подробная, разберетесь…

Он протягивает мне неотточенный карандаш, который не карандаш, а книга. Разворачиваю, оторопело смотрю на бесконечный ряд цифр, и как я это читать должен, и как я это понимать должен…

– Горе вы мое, это же в голову надо!

– А… как?

– Что, сами и вставить не можете?

– Не могу. Вставьте… пожалуйста.

– Злюсь на себя, что не знаю, как вставить, злюсь на Тингермана, что он знает, как вставить, он все знает, он все понимает, он все умеет, у него вон какой дом, а у меня где дом, а я не знаю, может, и нету…

Тингерман закрывает болид, машина срывается с места. Понимаю, что не спросил, как управлять. Понимаю, что не спросил, почему я так выгляжу. Понимаю, что много не спросил, много-много, а постойте, а подождите, а я…

Поздно. Машина выруливает на широкую улицу, пересекает проспект, уносится куда-то в лабиринты мегаполиса, который я даже не успеваю рассмотреть. Спрашиваю себя, был я в этом городе раньше или не был – не нахожу ответа.

Город остается позади, болид мчится по пустыне, нехорошая какая-то пустыня, еще не могу понять, чем – но нехорошая. Вспоминаю про инструкцию, думаю, как её открыть, инструкция чувствует меня, открывается сама…

Глава четвертая. За полчаса до событий третьей главы

– Вы арестованы.

Поднимаю руки. Обреченно. Уже понимаю, отступать некуда, Тингерман со сворой охранников живым меня не выпустит.

– Ваше имя, – спрашивает кто-то из охранников.

– Не помню.

– А если с вами по-другому поговорить? – охранник перебирает картинки на своем экране, не вижу, догадываюсь, ищет, чем вскрыть мою память. Уже чувствую, вскрывать будет без наркоза, про болевой шок нематериальных здесь не слышали, и слышать не хотят.

Да хоть как говорите, не знаю я. Не помню. В телефоне уважаемого Тингермана я записан, как КМ.

КМ, вы обвиняетесь в уничтожении нашего мира.