Мужчина громко засмеялся:

– Под своей, под своей! А знаешь, я верю, что ты могла меня видеть и запомнить. То-то ты мне кого-то напомнила… Но тебе будет трудно что-то доказать! Да и времени уже сколько прошло! Скажут: перепутала ты что-то!

– Я постараюсь доказать, кто вы!.. – слёзы злости и страха лились у неё из глаз.

– Да? Ну, что ж… Если ты знаешь, кто я, тогда должна знать и то, что я за хорошую сытную жизнь угробил своих товарищей! Ты не боишься, что тебя может постигнуть такая же участь? А ведь ты не оставила мне сейчас выбора… – он наклонился и поднял с земли суковатую палку, взвешивая её в руке.

Анфиса затряслась всем телом:

– Со мной Михей, вы не посмеете!.. Не посмеете!

– Михей? Где он? Михей, ау-у-у! – мужчина издевательски засмеялся. – Хорош охранник, скрылся, оставил тебя одну! Ай-я-яй! Нехорошо! – Он вдруг показал рукой за спину Анфисы: – А, вот и он! Спаситель твой!

Анфиса всем телом повернулась, почувствовав животную радость от незапного спасения, успела даже увидеть далеко за деревьями силуэт паренька, но страшный удар раскроил ей голову, погасив последние обрывки сознания.

– Михей был очень напуган, сначала он громко мычал и тряс окровавленной палкой и тыкал ею в лес. – Надежда Терентьевна с трудом проглотила ком в горле. – Анфиса лежала на спине, подогнув одну ногу, а руки – вот так! – она показала, как они были раскинуты. – Мертвая…

– Вы уверены, что к тому времени она, действительно, была мертва?

– У неё глаза были открыты. Я ей их сама закрыла, – женщина помотала головой, как бы отгоняя от себя тяжелые воспоминания. – Много крови из-под головы… Тут же отправила племянника за Кобяковым, а сама с Михеем осталась там.

– Как дальше вел себя парень?

– Напуган он был, напуган! Но не потому, что сделал это сам, и я его застала, а потому, что увидел смерть! Для него это был шок! Бедный парнишка!

– А теперь, Надежда Терентьевна, – Дубовик положил руки на стол и прихлопывал пальцами рук друг о друга, – вы должны совершенно четко сказать мне, каким вы видели этого парня – объективно.

– Не мог он этого сделать! – с жаром воскликнула женщина. – Он очень добрый!

– Вы меня не поняли, – стараясь говорить спокойно, пояснил подполковник. – Это как раз ваше субъективное мнение. Отнеситесь к парню без симпатий или антипатий, просто посмотрите на него взглядом стороннего наблюдателя. Понимаю, что это не так просто, но всё же попытайтесь! Взгляните, например, на это дерево, – Дубовик показал на окно, за которым раскачивалась осина с остатками прошлогодних желтых листьев, даже почки на ней ещё не проснулись. – Что вы можете сказать о нем?

Надежда Терентьевна с удивлением посмотрела на Андрея Ефимовича, но поспешила ответить:

– Старое, кривое, с пожухлой листвой, без почек… – она пожала плечами.

– Вот видите, вы ведь не стали говорить о нем, что оно больное, страдающее, погибающее, что ему плохо под холодным весенним ветром, – Дубовик улыбнулся. – Вы меня поняли?

– Да-да, конечно! – кивнула женщина. – Когда я поднялась, Михей брезгливо отбросил палку, показал мне на кровь на руках, замотал головой, что, дескать, это не он. И так закачался, что, вроде, тоже испугался. Заглядывал мне в глаза. Просто, будто спрашивал: что это такое? Но на мертвую Анфису смотрел без страха. Я плакала, он лишь качал головой с жалостью.

– Вот! Вы молодец! Ответили на мой вопрос! Что происходило дальше?

– Кобяков с председателем приехали на мотоцикле, меня сразу отправили домой. Потом я узнала, что Михея арестовали. Но он умер…

– Об этом не надо! Участковый сам отчитается! А вы можете идти! Что-то вспомните – милости прошу в этот кабинет! – Дубовик пожал руку женщине и проводил её до двери.