– Ли… ты… тебе… было неприятно? – мучаясь, спросил я. – Что я…

Ли посмотрела на меня:

– Нет, нет, ты что… я подумала, тебе неприятно, – быстро ответила она, словно ждала, чтобы это сказать.

– Мне?! – изумился я. – Да я… ты что?

Тогда Ли облегченно рассмеялась.

– Правда? Как хорошо, как же это хорошо, Славка…

И я обрадованно улыбнулся, глядя на неё. Никого и ничего прекраснее, я никогда не видел, чем Ли в это мгновение. Впрочем, и всегда она была прекраснее всех и всего.

Потом мы пошли к дому, чтобы успеть, пока нас не хватились. После этого прошло лето, осень, наступила и протяжно отступила зима, снова стало светло и тепло в наших краях, я очень изменился за это время, я значительно увеличился в росте, в плечах, и во всех моих местах, к тому же я стал довольно густо зарастать волосами, что мне казалось чудовищным. Но Ли только улыбнулась, когда я признался ей, до чего мне неприятны эти перемены, особенно на её фоне, когда она оставалась всё такой же утонченной и изнеженной, только красивее с каждым днём.

– Ну что ты, Слав, ты просто вырос, ну… вернее, ещё растёшь, – улыбнулась Ли и даже обняла меня, приподнявшись на мысочки. Вообще-то она часто обнимала меня, но сейчас эти объятия показались мне самыми приятными из всех предыдущих.

Я хотел обнять её тоже за талию, прижать к себе, легонько, но прижать, чтобы почувствовать её гибкую податливость в моих руках, прикосновения её тела, что так необыкновенно и так сладко волновало меня. Но я вдруг подумал, а что если…

– Тебе не противно? – спросил я, чувствуя, что краснею.

– Противно? Да ты что? Ты такой красивый! Ты самый красивый, – улыбнулась Ли, и легонько чмокнула меня в щёку, где-то ближе к виску.

Я посмотрел на неё, всё ещё сомневаясь, что она и правда считает так, как сказала.

– Самый красивый? А этот твой… приятель, этот раб, ну… садовник?

– Серафим? – искренне удивилась Ли. – А… что? Разве Серафим красивый?

И я пожалел, потому что теперь она задумалась, а если так, то может и разглядеть, что Серафим чудесно хорош собой. У него скуластое лицо с чёткими красивыми чертами, мои же были какие-то неопределённые до сих пор, и, по-моему, вообще не подходили друг другу: какие-то несоразмерно огромные лоб, нос и рот, всё это тоже как-то выросло, раньше я был обыкновенным белобрысым ребёнком, теперь неуклюжим подростком, гадким утёнком, спасибо, что хотя бы не было прыщей, как у прочих моих сверстников. А у проклятого Серафима всё было в гармонии, очень светлые и прозрачные голубые глаза, как те озёра, что оттаивали летом в наших горах, мои же маленькие невыразительные и тёмные, вовсе непонятного цвета, к тому же, у него были красивые шёлковые волосы, спускавшиеся ему на плечи блестящими волнами, а мои, серые, торчащие во все стороны. Решительно ничего красивого во мне не было, и как Ли могла этого не видеть? Но она не лукавила, в этом я отлично разбирался. Ли вообще не была склонна обманывать, но я знаю, что она могла молчать о чем-то. Как не говорила никому, что она не родная мне сестра, получалось, об этом знали только мы двое.

За прошедшие месяцы мы еще больше сблизились с Ли, после того летнего происшествия, мы стали чаще обнимать друг друга, иногда засыпать вместе. Довольно долго я не смел касаться больше этих её чудесных бугорков, и не потому что боялся напугать её, а потому что боялся того, что происходило со мной самим при этом, того огня… желания, которое будили даже мысли о них и вообще о Ли.

Мне всё чаще снились сны о ней, притом, что прежде сны были просто о сексе, мы с Ли давно сумели открыть закрытые для детей файлы среди фильмотеки и в громадной библиотеке в Вернигоре, где она занимала целое крыло, так что о взаимоотношениях полов мы знали кое-что, да и без этого «образования» каждый человек, взрослея, чувствует, чего хочет его тело и куда стремится душа. Нет, конечно, не только об этом я думал день и ночь, и уж тем более не об этом думала Ли, но, чем дальше, тем больше эти мысли занимали меня.