Отец Мартинус тяжело вздохнул и обратился к девушке:

– Ида, ты не догадываешься, кто этот господин?

«Конечно, не догадываюсь. Я его ни разу не видела!» – она заметила, что начала раздражаться еще больше.

– Нет, – Ида повернулась к незнакомцу и, повысив голос, выдала: – Извините, лэрт, но я вас совершенно не узнаю.

Мужчина усмехнулся:

– Если бы ты меня помнила, это было бы сродни чуду. Последний раз я держал тебя на руках, когда ты была двухлетней крошкой. Ингела выглядела такой счастливой, не понимаю, как подобное могло произойти…

Мама Грета, чуть смущаясь, произнесла:

– Ида, это брат твоей матери.

Девушка от неожиданности уронила ложку. Находясь вне себя от изумления, она нырнула под стол, пытаясь достать утраченный прибор, что было верхом неприличия. Мама Грета густо покраснела.

– Эм-м… – растрепанная девушка оставила бесполезные попытки найти ложку и села обратно на стул. – Но мама никогда не говорила о брате.

Лэрт Блэкстоун наблюдал за недоразумением с ложкой с вежливой невозмутимостью, а затем, когда Ида от нее отвлеклась, решил внести ясность:

– Я уехал в Арлисс вскоре после того, как Асбьерн и Ингела переехали в его маленькое поместье, и ничего не знал о том, что случилось. Моя мать неизменно писала, что все хорошо. Я прожил в Арлиссе тринадцать лет, я и подумать не мог… Отец Мартинус, конечно, я обязан взять на себя заботу о детях. Это мой долг перед сестрой.

Тяжело было принять такой поток известий. Ида сидела и вымученно улыбалась, чувствуя, что с этого момента жизнь ее безвозвратно перевернулась.

Отец Мартинус засуетился:

– Лэрт Блэкстоун, я думаю, вы сочтете разумным, если мы продолжим наш разговор без Иды: время уже к полуночи.

Девушка простилась с присутствующими и отправилась в свою светелку. Ночью она долго не могла уснуть, думая о завтрашнем дне. Ей казалась пугающей одна только мысль о том, что им с братом предстоит уехать в чужой город.

В ненастное утро все видится более печальным, чем есть на самом деле. Счастливые люди в такие моменты чувствуют защищенность и уют домашнего очага, несчастные рассуждают о бренности бытия.

В гостиной, уютно пристроившись у затепленного камина, спал кот. В доме стояла непривычная тишина. Ида застыла в недоумении посреди комнаты в наспех накинутом на ночную рубашку повседневном платье.

Свен показался на лестнице второго этажа. Увидев сестру, он сел на верхнюю ступеньку лестницы. Взгляд темных глаз был испуганным и недоверчивым.

– Они заберут нас теперь? – Ида поежилась от слова «они». Голос брата звучал требовательно. – Я слышал об этом на кухне.

– Не знаю, Свен. Я ничего не знаю.

– Но этот господин – наш дядя! Говорят, что у него большое поместье под Эренхельмом и дом в Вестдалене.

Ида не смогла ничего сказать брату. Вместо ответа она отряхнула юбку и немного грубовато спросила:

– Куда все подевались?

Впрочем, вопрос был излишним: все были в церкви.

– Все на проповеди, а лэрт ушел в сторону кладбища.

Церковь располагалась на краю деревни, недалеко от подворья священника, на небольшом круглом холме. В сущности, она представляла собой деревянный дом без излишеств. Около церкви заботливые прихожане разбили несколько небольших цветников. Теперь, когда природа вступила в пору цветения, лавочки у входа утопали в цветах и благоухали.

Кладбище находилось за церковью, в небольшом отдалении. Еще с холма Ида заметила одинокую фигуру, стоящую среди могильных камней. Шаг девушки, бредущей по каменистой дороге, стал нерешительным. Человек повернулся в сторону церкви, казалось, он смотрит прямо на нее. Захотелось съежиться и исчезнуть.