Франсуа выбрал рисунок, изображающий мальчика, склонившегося перед черной фигурой, и, сложив его вчетверо, засунул в карман куртки. Обернулся, прислушиваясь, словно кто-то мог стоять у него за спиной, и двинулся дальше. Осмотр кухни ничего не принес. Холодильник был почти пуст. Кроме початой бутылки водки, прокисшего молока и пары засохших лимонов, там ничего не было. А вот кухонные шкафы были заставлены коробками с шоколадными хлопьями. Впрочем, хозяин квартиры мог питаться где-то в другом месте. Франсуа направился в ванную комнату, открыл настенный шкафчик и принялся инспектировать полки. И чем дальше продвигался он в своих поисках, тем больше мрачнел. Среди завала самой разнообразной косметики на полках рядами стояли в огромном количестве баночки, коробочки и ампулы. Франсуа прочитал смутно знакомые названия: ксанакс, золофт, паксил, фенамин, пропофол, клоназепам. Лекарства, собранные в так называемой аптечке, явно выходили за рамки стандартного набора из аспирина и сиропа от кашля. Детектив наугад выбрал несколько пузырьков, сунул их в карман и вздрогнул, увидев свое отражение в зеркале. Небритый, всклокоченный, с кругами под глазами, он мало походил на нормального гражданина. А уж о том, что он без ордера на обыск вломился в квартиру подозреваемого, Франсуа вообще старался не думать.

Наконец он выключил свет в ванной и вернулся в комнату. Пора было уходить, но Франсуа медлил. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, он присел на кровать и бережно взял в руки гитару. Гриф привычно лег в ладонь. Франсуа прикрыл глаза, прислушиваясь к себе.

Старая память музыканта, чувство узнавания. Он сидел, погрузившись в некоторое подобие транса, в маленькой неприбранной квартире и пытался понять человека, проводившего здесь свою жизнь. С самого начала этого расследования его душило чувство все возрастающей тревоги. Включившееся в игру подсознание услужливым лакеем проводило аналогии с прошлым, манило вторым шансом. Шансом на прощение. Франсуа отложил жалобно тренькнувшую струнами гитару в сторону, взял в руки подушку, поднес к лицу и вдохнул сладковатый, терпкий запах чужого парфюма и одиночества. Чугунная усталость сковала тело. Разобранная постель манила его, и больше всего на свете ему захотелось уткнуться носом в подушку, которую он продолжал сжимать в руках, и провалиться в безмятежный сон. Его веки смыкались, и голова клонилась вниз.

Последним усилием воли он отогнал сонливость и резко встал на ноги, откидывая подушку. Щелкнул выключателем и подошел к окну проверить, нет ли кого на улице. Двор был пуст. Франсуа кинул последний взгляд на светлеющее парижское небо над ломаной линией крыш и шагнул к выходу, думая, что после ознакомления с нехитрым бытом падшего Ангела, настало время заглянуть ему в душу.

– Мадам Лэми? Клэр Лэми?

Часы показывали семь утра. К этому времени ключи от квартиры Бертолини уже были возвращены в сейф. А сам Франсуа все же воспользовался разрешением Солюса и подремал три часа на удобном кожаном диване в кабинете комиссара. Теперь он чувствовал себя много лучше прежнего.

– Мадемуазель, – поправил его сонный голос на том конце провода. Мадемуазель сочно откашлялась и чем-то зашуршала.

– Мадемуазель Лэми. Надеюсь, я вас не разбудил? – Если Франсуа и чувствовал реальное сожаление по этому поводу, то лишь совсем незначительное. Шли вторые сутки расследования. Темп приходилось наращивать, и чувство такта тут было лишь никому не нужным якорем.

– Зря надеялись, – ответил все так же сонный голос, и его обладательница сладко зевнула. – Который час?