Лидия увидела мгновенную судорогу, прошедшую по лицу девушки, и ощутила укол в самое сердце. Так вот оно что…

Впрочем, додумывать было некогда.

– Как пошло вы шутите, сударь! – воскликнула она, испепеляя офицера взглядом и по-прежнему недоумевая, почему его лицо кажется таким знакомым. – Какую чушь несете! Неужели не совестно?! Впрочем, у меня в последнее время сложилось самое дурное мнение о ваших соотечественниках. Стыд и совесть вам поистине неведомы! Вчера я вышла прогуляться и посмотреть на въезд ваших доблестных гусар в Москву. Я была одета в самое скромное свое платье, однако на меня набросился какой-то мужлан в военной форме, порвал на мне одежду… спасаясь от него, я пряталась в каком-то огороде, лежала на сырой земле – ну и простудилась, конечно. Теперь у меня жар, оттого и горит лицо, а это платье – все, что у меня осталось после того, как наш дом разграбили ваши солдаты!

Глаза офицера яростно вспыхнули, и Лидия прикусила язычок. Черт… она взяла неверный тон. Она же не роман читает, где в любое мгновение можно перевернуть страницу, на которой описывается что-то страшное или неприятное, – она находится в самой что ни на есть реальной реальности! И если этот француз разозлится, то не поздоровится не только ей. Прежде всего плохо придется человеку, который прячется в телеге. Тому, кто ее так невероятно, волшебно целовал…

Нет, он не должен пострадать!

Надо что-то сделать, как-то исправить положение… И вдруг Лидию осенило! Она вспомнила, где видела этого яркого гусара! Да ведь именно он избавил ее вчера от солдата-насильника, от «мужлана в военной форме»! Но, кажется, лейтенант не узнал «русскую монахиню».

– Вчера я спаслась только чудом, – доверчиво улыбнулась она лейтенанту, словно и не замечая, как он разозлен. – Только благодаря одному благородному офицеру, который прогнал этого негодяя и своим поступком вернул мне веру во французов как представителей самой благородной и галантной нации в мире. И я ни за что не хотела бы сейчас вновь утратить эту веру…

Она в упор посмотрела на офицера, и тот покраснел. Намек был слишком откровенен, чтобы его не понять!

– Неужели это вас я видел вчера в монашеском платье? – проворчал он, пряча в усах улыбку. – Разительные превращения с вами происходят, мадемуазель! Вы что, решили сбежать из монастыря?

– Там слишком опасно оставаться, – снова улыбнулась и Лидия. – Поэтому я вместе с сестрой уезжаю из Москвы.

– А куда именно вы направляетесь? – играя глазами, спросил лейтенант. – Может быть, я выбрал бы время навестить вас и порасспросить о правилах жизни в русских монастырях? Как называется ваше имение и где оно расположено?

– Оно называется Ясная Поляна, – не моргнув глазом, ляпнула Лидия. – И находится очень далеко отсюда, под Тулой. Туда ваша армия еще не дошла! И не дойдет, насколько мне известно.

– Это каким же образом сие может быть вам известно? – вытаращил глаза лейтенант. – Вы что, осведомлены о будущем? Может быть, вы – гадалка? Пророчица?

Лидия прикусила язык. Вот это и называется – забыться…

Надо его срочно отвлечь! Она растерянно огляделась и увидела, что в эту минуту маркитантка властным взмахом руки, обтянутой рваными митенками, остановила какую-то убогую телегу. На облучке сидели трое детей, согбенный мужчина, бывший за возницу, а поверх узлов лежала женщина, смертельная бледность и болезненный вид которой бросались в глаза даже на расстоянии. Именно их избрала своей добычей Флоранс. Она скинула с телеги детей, сильным ударом сбросила с облучка мужчину, а когда он попытался кинуться на нее, выхватила из-за пояса пистолет и наставила на него.