В поместье уже никто не спал, когда Айт явился домой. После воистину безумной ночи мирный и цветущий вид садов, гул голосов, беззлобное переругивание слуг едва не выбили слезу счастья у молодого лорда. Он окинул взглядом дом, двор. И успокоился. По дороге выпытал у слуги, как тот его отыскал: оказалось все просто; Зенис, не обнаружив милорда в спальне утром и узнав у конюшего об отсутствии одной лошади еще с вечера, взял с собой собак. Айт решил, что у старика талант сыщика.
В парадные двери даже не стал соваться, зная, что там поджидает матушка. Вместо этого пробрался через черный ход, на ходу снимая фрак и развязывая завязки сорочки.
– Воду…
– Ванна готова, милорд, – Зенис открыл перед ним дверь спальни. – Поторопитесь, я приготовлю одежду. Завтрак через десять минут, если опоздаете – беспокоиться будет уже ваш батюшка.
Десять минут на купание и облачение. Для лорда это была пустяковая задача. К главной лестнице он подошел одновременно с отцом, и лишь влажные волосы выдавали его.
– Опять тренировки свои с утра проводил? – сердито поинтересовался Денес Аусфит, глядя на разбитый лоб младшего сына. Айт с улыбкой склонил голову. Отец проворчал: – Безобразие… Наследник выглядит как боксер из нелегального притона. – Наследник непроизвольно свел широкие плечи, сделавшись немножко меньше. – Айт, заканчивайте с Хэем ваши игры. Лучше фехтованием займитесь.
– Да, отец, – Айт просветлел лицом, увидев мать, хрупкую блондинку с лицом ангела, одетую в светлое платье, ожидающую их с отцом внизу покрытых ковром ступеней. Никлет Аусфит приходилась сестрой почившему дяде, что немало огорчало самого Айта: если бы в родственниках графа значился отец, Айту спалось бы в разы спокойнее. Но в силу свода правил и традиций следующим графом предстояло стать ему, а не отцу, а отвертеться от титула и всего, что к нему прилагалось, включая маячивший на горизонте скорый брак, представлялось невыполнимой задачей. – Матушка, доброе утро. Шантис уже проснулся?
– Он в столовой, – ответила матушка.
Шантис проснулся. И мог выдать что-нибудь интересное. Айт, сдерживая нетерпение, открыл перед родителями двери, пропуская внутрь, в полукруглую залитую по-летнему ярким светом трапезную, совсем небольшое и уютное помещение с высокими сейчас распахнутыми окнами. И обеденный стол не выделялся размерами, был рассчитан ровно на их семью, чтобы не кричать друг другу с дальних концов. Шантис, старший брат Айта, сидел на своем месте напротив окна и разделывал запеченную в медовом соусе грудинку на тонкие волокна.
– Собрать воедино… Собрать воедино разум… – бормотал он каждый раз, кладя еще одну полоску мяса рядом с предыдущей. Его тарелка стала уже напоминать бледный веер. Услышав шаги, поднял глаза, схожие с Айтом разрезом, но не цветом. Вместо зелени они имели глубокий карий оттенок. Его русые волосы спускались ниже пояса, заплетенные в тугую косу: он попросту не подпускал никого к себе с ножницами. Более изящный в отличие от брата, беспрестанно махавшего руками с друзьями в клубе на спаррингах1, но такой же высокий, он походил на того самого наследника, которого желал видеть отец в Айте – без ярко выраженных мышечных рельефов, чуть тренированный, с тонкой талией и легкой походкой. Но Шантис витал в облаках большую часть времени, а на его красивом лице не отражались повседневные заботы, тогда как более смуглое лицо Айта выражало весь спектр испытываемых им эмоций, он и не пытался их скрывать. Задумчивый взгляд Шантиса не позволял даже догадаться, что происходило в его голове; Айт был весь на виду, стремительный, порывистый и частенько бестактный, что не мешало и толпам девушек, и женщинам старше него томно вздыхать и заливаться краской, стоило молодому дьяволу Бенедектасу появиться в поле зрения. Он пах грехом. Но его брату было все равно, какое впечатление производит Айт. Он ему застенчиво улыбнулся. – Ты весь в крови.