Кламен сам не заметил, как развернулись его плечи, прояснился затуманенный неотвязной болью взгляд, рука крепче сжала едва теплое олово фибулы. Под своды башни он вошел твердой походкой, почти нагнав Амьеля.

Слова епископа заставили его упасть на колени.

– Сегодня ты станешь Совершенным, Кламен.

Не в силах поверить, он поднял взгляд и сцепил молитвенно пальцы. Слезы выступили на его глазах.

К епископу подошел Арно Роже, его ослабленные голодом руки дрожали под тяжестью огромного кованого ларя.

– Что было в том ларце? Грааль?

– В Далионе говорят, что Грааль. – Рокти остановилась, взгляд блуждал по густому перелеску, она чуть склонила голову. – То, что Совершенные не могли отдать никому. Кламен стал Совершенным, потому что жизнь его – как жизнь воина – завершилась. Он стал Хранителем. Он и еще трое. Амьель и Гюго погибли при входе в катакомбы, они защищали Кламена и Экара, дали им время скрыться. Говорят, Экар был ученым мужем, воином и могущественным колдуном. Он должен был сопровождать Хранителя и реликвию. Гномы вручили Кламену Ключ, чтобы тот смог открыть переход и перенести реликвию из древнего мира сюда, в Новый Эрин. Экар не сумел защитить их. И Ключ, и реликвия – все было утеряно.

– Кажется, я видел картинки в лабиринте…

– Видел?! Ух ты! – Рокти вскинула голову. – А правда, будто в подземелье стены – говорят?

– Можно сказать и так.

Ответ ее удовлетворил. Отвернувшись, она шагнула чуть в сторону, произнесла громко, обращаясь к ежевичным зарослям:

– Хорошо! Я тебя не вижу, ты отлично спрятался, молодец. А теперь выходи, я спешу в клан и не могу играть с тобой сегодня.

Кусты не дрогнули. Зато за спиной мягко, но тяжело что‑то приземлилось, заставив меня неуклюже отскочить вперед и в сторону. Я попытался обернуться, отскакивая, споткнулся и чуть не упал.

Рокти, улыбаясь, шагнула к появившемуся маленькому и грузному парню. Его желтые, редкие и мягкие, как цыплячий пух, волосы облачком опускались на загорелое лицо, сквозь мелко вьющиеся кольца смотрел бледно-голубой прямой взгляд. Парень тоже сделал шаг, поймал Рокти в медвежьи объятия, засмеялся гулко, как в колодец.

– Не видишь! Не видишь! – Огромные тяжелые лапы легко похлопали Рокти по спине, парень осторожно отстранился, поглядел с улыбкой, спросил с надеждой: – Я провожу?

– Тебе нельзя, – Рокти пятерней зачесала падающий на глаза желтый пух, открылся широкий покатый лоб, – дождись, пока тебя сменят, и приходи ко мне, познакомишься с Никитой.

– Тот чужак? – Парень впервые глянул в мою сторону. Я почувствовал себя неуютно под пристальным взглядом.

– Его зовут Никита?

Я пожалел, что не видел лица Рокти, когда она говорила это. Она не ответила «да». Но и «нет» она не сказала тоже. Она просто ушла от ответа. Я не стал бы гадать о своем будущем, сейчас оно зависело от девчонки, которая не уверена даже, друг ли я ей. Мне стало горько, до привкуса желчи, захотелось сплюнуть с досады. А Рокти обернулась, как ни в чем не бывало, и представила звонко:

– Мой друг Ясень!

Я кивнул сдержанно. Тот тяжко вздохнул, руки повисли безвольно, сразу став как будто лишними.

– Ну, иди, – он по‑прежнему говорил только с Рокти, – а вечером жди обязательно, в гости, да, – он развернулся и зашагал в чащу, нарочито шумно задевая ногами низко нависающие ветви кустов.

– Друг твой, да?

– Друг, с детства. – Рокти почувствовала мое состояние, уловила иронию и толкнула в спину, кажется, обидевшись. – Идем уже. Недолго осталось идти‑то. И не беспокойся. Никто тебя тут не тронет, ты пришел безоружным.

Меня это порадовало. Пока мы шли под редеющими, отступающими сводами крон к большому поселку на одном из берегов лесной реки, я пытался унять непрошеную досаду. Представлял себе собственную реакцию на странного незваного пришельца из непонятных земель. Но, сознавая разумность, даже необходимость такого к себе отношения, испытывал чуть ли не обиду. И потому, чем ближе подходили мы к приземистым, светлого дерева срубам, тем неприветливее казались мне пустые, заросшие высокой, ни разу не кошеной травой, проулки. Поселок казался заброшенным, поражал абсолютной пустотой. Ветер гнал ровную зеленую волну меж простенков. Рокти уверенно шла к ближайшему срубу. Я замедлял шаг, оглядываясь. Не было ни оград, ни завалинок, ни окон. Над крышами, устланными темно-зеленым, не сохнущим лапником, поднималось едва различимое марево – за плотно закрытыми широкими дверьми кто‑то жил и готовил пищу. Это не успокоило меня.