Никому не доверяя, никого не подпуская близко, приняв корыстный интерес как основу общения, она теперь совершенно сознательно умела использовать свои замечательные врожденные качества. Была приветливой и прямой с агрессивными, могла, не отводя светлых голубых глаз, без иронии или досады кивать и поблагодарить за урок в ответ на открытое хамство, понимая при этом черту, у которой необходимо наносить удар. В особых случаях умела, не теряя приветливой интонации, уважительно говорить слова, несущие угрозу, но так, чтобы собеседнику стало понятно, что угроза не от нее, а возникает объективно, из его же действий, совершенно независимо от нее, – и тем самым избегала конфликта. Условных подруг и условных друзей, не считая знакомых, образовалось столько, сколько не было даже на ее беззаботном втором курсе.

Сменив три места работы, открыв уже небольшой собственный бизнес, в тридцать лет она вышла замуж за Павла Никитина, мультфильм с которым всегда был безопасным и забавным, и переехала к нему в Перово, в двухкомнатную квартиру в хрущевской пятиэтажке…

В двухтысячных, после прихода к власти «своего», офицеры спецслужб, те, что еще не разбежались по коммерческим углам, сплотились, окрепли под властным крылом униженной разоблачениями «конторы» и скрытно, но весьма показательно для понимающих, отстрелили главных отцов криминала. Второстепенных, зверствующих из принципа или по простоте своей органической природы силовики со временем тоже задавили, иногда в буквальном смысле – после чего даже самые непонятливые, поскрипывая золотыми коронками, влились в пестрые ряды условных российских бизнесменов. С самыми успешными из приобщившихся к радостям мирной жизни бандитов силовики соединились в скрытом от широкой публики симбиозе, оставив милицию – отребье силовых структур – санитарить на нижнем, бытовом уровне. Охранные фирмы, добыча, перевозка и переработка сырья, таможня и экспорт, банки с их карикатурно-дородными собственниками и гуттаперчевыми менеджерами, огромный промышленный бизнес с рабочими коллективами, строительство и торговля – все, что для бесперебойного функционирования требовало жесткой руки, было завоевано по праву и в первую очередь. Неискоренимая продажность администраций, судов и чиновников, конфликты, неизбежные в растущем бизнесе, требовали «авторитетного» посредника, который мог бы договориться с кем угодно, – и крутой посредник вскоре становился партнером или даже новым хозяином бизнеса, а кладбища годами не справлялись с жирной чередой пышных похорон. Властный и состоятельный слой усвоил бандитские подходы, манеры и жаргон, мимикрировал и принял вид опасного жестокого самца… Но когда основные битвы прошли, растущее богатство, новый стиль жизни и ухудшающееся здоровье стареющих лидеров потребовали не только мира и тишины, но благообразия. Брутальный прежде мужчина годам к шестидесяти обнаруживал внутри какой-то темный мешок без дна, пустоту, которую не получалось наполнить ничем конечным – домами, делами, машинами, охотой, баней, девками и даже семьей и детьми. Хоть октябрята снова стали «хорошие ребята», Сын полка и Победа со слезами на глазах только смягчали позор перехода в барыги. Не помогали ни дружба, ни мужские понятия, ни патриотические образы, засеянные в детскую еще голову советской воспитательной машиной. Бесконечности требовалась бесконечность; вычистить прошлое, высветить будущее и заполнить пустыню настоящего смогла только Церковь. Мужчины, ставшие основой страны, двинулись туда с покаянием и пожертвованием – и население, до этого подражавшее манере хищника, потянулось вслед за ними к силе общенародной веры, патриотизма и морали. Жизнь вошла в торговые, гораздо более спокойные, берега и потекла наконец всем понятным порядком.