Хорн замолк и снова отвернулся, как он делал каждый раз, когда проигрывал в словесном поединке. В глубине души он понимал, что Алвар прав, но на поверхности его эмоциональной натуры была лишь зависть и обида. Разумеется, он не считал, что нарушает второе слово, но излишне провоцировать командира тоже не хотел.
Рыцари проехали по улицам и встретили неожиданное количество подозрительных взглядов. Люди вокруг шептались, указывали на них пальцами и прятали лица, как будто регорские рыцари – не основа всего города и его культуры, а нежелательные гости. В это время в пределах бастиона остались лишь малочисленные патрули и резервный гарнизон, поэтому порядок на улицах оказался под угрозой. Когда отряд достиг центральной площади, Алвар остановил подчинённых и внимательно осмотрел собравшуюся толпу: около двух сотен человек слушали худого глазастого мужчину, который поднялся на эшафот для публичных казней, указывал на плаху и громко выкрикивал:
– Здесь! Здесь обезглавливают не вас, а вашу свободу! Не много ли рыцари себе позволяли в последние годы? Задумайтесь, люди! Они едят ваш хлеб! Они убивают вас оружием, выкованным вашими же руками! А что получаете вы? Горсть медяков? Крышу над головой? Слышали ли вы о том, как живут люди в других землях? В Лавардене? В Кеотисе? Или хотя бы в вольном Фориане, в городе ваших соседей? А знаете ли вы, как теперь живут люди на территории Ренской Империи? Ренамир объединил их всех, он заботится о них, помогает обездоленным, возвышает достойных! А что Эдергейр сделал для вас?
К этому моменту Севинд с молчаливого позволения Алвара уже подошёл к эшафоту и стал медленно подниматься на него по скрипящим ступеням.
– Ну, для начала, он спроектировал самый безопасный замок во всей Верувине, – заговорил рыцарь, тихо бряцая доспехами при каждом шаге. – Это – во-первых. Во-вторых, никого здесь силой не держат, не нравятся условия и законы – езжайте в ваши Лавардены, Кеотисы или что вы там предлагаете, не надо изображать Эдергейра тираном, кастрирующим волю своего народа. В-третьих…
Севинд уже подошёл вплотную к оратору и встал в полутора шагах перед ним, положив правую руку на рукоять тесака. Рыцарь окинул незнакомца быстрым взглядом и повернулся к людям на площади:
– В-третьих, захваченные города сейчас полны смуты, в них царит хаос. Регор же – воплощение порядка, во всяком случае, до тех пор, пока не появляются вот такие крикуны, вестники раздора. Я Севинд, мы с вами знакомы давно, ваши сыны и братья учились у меня, стояли со мной на одном плацу, разве нет?
Некоторые головы в толпе солидарно покивали в ответ. Алвар и двое оставшихся на месте рыцарей наблюдали за речью их союзника издалека, а Севинд продолжал, резко указав пальцем на замолкшего оратора:
– А кто он такой? Хоть кто-нибудь из вас знает его?
– Я слуга народа, такой же, как и каждый на этой площади! – закричал незнакомец, обводя рукой толпу. – Я делил с ними боль и тоску по свободе, делил хлеб и вино!
Севинд усмехнулся, снял шлем и взял его в левую руку. Он обнажил свои кудрявые чёрные волосы и широкую бородатую челюсть, а хищными серыми глазами впился в незнакомца:
– Если бы ты прожил в Регоре хоть неделю, то знал бы, что простолюдинам здесь не дают вино, они пьют только эль. И пусть они лишены каких-либо благ, пусть их свобода не столь велика, как у почётных воинов Эдергейра, зато каждый из них знает и чтит традиции нашего города! Просыпаясь, они знают, что рыцари защитят их от врагов – от таких гнусных лицемеров, как ты! – вслед за этими словами Севинд схватил один из своих тесаков правой рукой и звонко выдернул его из ножен.