– Маркейл, ты вся горишь. Ты не подхватила лихорадку?

– Нет, я здорова. – Маркейл приложила ладонь к пылающей щеке. – Просто думала о… шантажисте, и это привело меня в негодование.

– Я тоже возмущена им. Жаль, что ты не можешь попросить помощи у Колчестера.

– Чем меньше людей знают правду, тем меньше вероятность, что она откроется, – покачав головой, отозвалась внучка. – Хотя я хорошо отношусь к Колчестеру, должна признать, что он ужасный сплетник. Собственные секреты будет хранить как могила, но чужие готов выболтать немедленно. – Она сжала в руках бабушкину руку. – Я упорно трудилась, чтобы добраться туда, где сейчас нахожусь, слишком многим пожертвовала. И не могу все бросить.

– Твои сестры должны быть благодарны тебе, – с потеплевшим лицом заметила бабушка.

– Они сделали бы для меня то же самое. Кто-то же должен был контролировать наше финансовое положение. Если бы я предоставила отцу вести дела, сейчас мы все находились бы в долговой тюрьме, а дом отошел бы кредиторам.

– Он эгоист, и я не понимаю, почему Люсинда решила выйти за него замуж. Ей следовало быть более предусмотрительной. Ее ведь именно так воспитывали.

– Думаю, он обольстил ее, говоря, что она лучше всех остальных.

– Лучше меня, – сверкнув глазами, уточнила бабушка.

– Мама не права, – мягко сказала Маркейл. – Она упряма и не хочет признать свою ошибку, хотя я думаю, уже раскаивается. С отцом нелегко жить.

– Мне хотелось бы, чтобы моя дочь ушла от него, но, боюсь, этого никогда не произойдет, – сказала бабушка и вся как-то ссутулилась.

– Не нужно так печалиться. Во всяком случае, долги оплачены, и денег достаточно, чтобы обеспечить сезон для Элизабет. И если все получится так, как я планирую, то к тому времени, когда она освоится в свете, я накоплю достаточно средств для Марго. А потом придет очередь Джейн и… – Маркейл вздохнула. – Но ничего из этого не осуществится, если в обществе узнают, что они – родственницы простой актрисы.

– Значит, я не увижу никого из них, когда они будут в городе. – Бабушка погрустнела.

– Даже не думай о таком! Они могут объявить себя твоими родственниками. Ты ведь была замужем за аристократом. К тому же прошло так много времени с тех пор, когда ты выступала на сцене, что я сомневаюсь, чтобы кто-то об этом помнил.

– Достаточно, чтобы помнил хотя бы всего один человек, дорогая. Люди не так забывчивы, как ты думаешь.

– Тогда им же хуже, потому что более доброй и замечательной женщины не существует в целом мире.

– О, ты слишком великодушна. К сожалению, хорошими словами ничего не изменить, и будет лучше, если я не увижусь со своими внучками.

– Пока никто не догадывается о моем родстве с тобой, все будет в порядке. Я очень осторожна, когда навещаю тебя; на мне всегда вуаль, и я беру наемный экипаж, вместо того чтобы пользоваться собственным, который могут легко узнать.

– Ты всегда заботишься о других, дорогая. А как же ты сама, Маркейл? Как же твой сезон?

– Мне уже двадцать семь, и мое время давно прошло. – Маркейл усмехнулась, заметив решительное несогласие на лице бабушки. – Перестань! Быть актрисой – это же не рабский труд в какой-то угольной шахте. У меня замечательная профессия, я прекрасно зарабатываю и в состоянии обеспечить свою семью. К тому же у меня есть ты, с кем я в любое время, когда захочу, могу посоветоваться. Что еще желать?

– Кого-нибудь ты, возможно, убедишь поверить этой чепухе, но только не меня, – нахмурилась бабушка. – Я знаю об оскорбительных и непристойных предложениях молодым актрисам, об отсутствии уважения к твоему искусству. – Она наклонилась вперед. – И догадываюсь, чего лично тебе стоит весь этот маскарад.