– РШ-12, – сухо бросил я, отступая назад, попутно отстреливая очередную пачку ходоков.
В таком кишмише Ржавый вряд ли меня услышал, но судя по его округлившимся зрачкам – наоборот.
– Солдаты, отступаем в лес! – послышался в гуще замеса знакомый бодрый голос. – На шесть часов!
Правильная идея. Тварей все больше. Под ногами хрустят то ли ветки, то ли кости.
Вокруг голоса, крики, отблески света, оружейный рокот. Когда остальные отошли достаточно, достаю взрывной подарок. Метаю прямо в стену живой плоти. Выкусите, суки.
Бах! Ошметки их тел разлетаются по округе. Вдруг чувствую кого-то под ногами.
– Мамку твою за ногу, – прошипел кто-то на земле, – Егерь ты попутал?
А, это Сухарь.
– Ты чего здесь забыл, полудурок? Отходим!
Он попытался приподняться, но нелепо упал на мокрую землю.
– Ха, а кусаются они больно, – прохрипел он, фонариком указывая на сломанную ногу, возле которой еще болталась и пульсировала кровью башка ходока-деда.
Я выругался. Обернулся, оценил обстановку.
А стена из монстров будто и не собирается заканчиваться. Они все воют, прут из лесной чащи, множась и множась. Наши потихоньку рассеиваются на двенадцать, как раз в сторону топей.
– Атканывай отсюда, Егерь, – буркнул Сухарь, затем вскинул свой АКМ и прострелил головы еще четырем ходокам, – я все равно не жилец… Ты вольтанулся совсем? Катись, говорю!
Из тьмы возникли еще мрази. Теперь пострашней. Все во мху и ветках.
Я молча схватил его за плечо и попытался приподнять.
– Я в расходе уже, дебил! Вали!
Чувствую как кто-то вцепился в ногу. Клинок блеснул во тьме. В лицо ударили брызги какой-то слизи.
Твари зажимали все сильнее, кольцом смыкаясь вокруг. Наши в суете уже отошли. Проклятье.
А тем временем эти два уродца, которым два разряда из АК не хватило, оклемались и с расквашенными мордами поползли ко мне с Сухарем. Посмотрел на него. В руках он держал гранату, лыбясь то ли от страха, то ли от боли.
– Беги, Егерь, я уже не встану…
Я едва успел отойти, прежде чем взрыв разворотил еще десяток-другой тварей.
Идиот! Какой же идиот… К чему играть в геройство, когда мы почти вышли?
Зашипела рация.
– Егерь, мать твою, ты где?!
Во мраке ухожу прочь, к отблеску фонарей. Пробираюсь через заросли деревьев. Справа что-то мелькнуло. Выхватываю клинок, делаю легкий полуоборот. Голова мерзавца прокручивается в замысловатом пируэте.
Иду дальше.
Судя по всему, мы потеряли около десятка, если не больше. Под ногами пару раз мелькнули знакомые лица. Покойтесь с миром, парни.
– Егерь! Прием! Мы уже на подступах к топям!
К счастью, ходоки – твари медленные. Эти сволочи давят количеством, но не качеством. Я без особого труда прорвался через очередную пару мразюк, а после бегом нагнал хвост группы.
– Свои! – крикнул я, что есть силы. – Свои!
Автоматы, норовящие продырявить мне грудь, опустились.
– Один что ли? – удивился толстяк, щурясь на меня глазами. – А остальные?
Я покачал головой.
– Вот же задница, – сплюнул толстяк, ускоряя шаг и лишь изредка оборачиваясь назад, – ещё четверых…
– Общие потери?
– Около десяти, – ответил мне рядом идущий силуэт, фонарик которого бегал туда-сюда в поисках опасности, – это полный…
Мы шли по весьма узкой тропинке, окруженной небольшими буграми. Деревьев почти не было, но вот вдали, как раз там, где шла головная часть группы, начинались ивовые заросли. Кустарник, будто стеной, завесил собой вход на эти чертовы топи.
Не ночь, а дерьмо. Эту неделю мы продвигались без особых проблем, изредка гасили зверюг и всё. А сегодня все как с ума посходили. Есть у меня подозрения, что те опустевшие деревни близ Белгорода были не такими уж и опустевшим. Видать, твари выгрызли всех миряков и легли теплым октябрьским деньком спать. Суки.