Фэрейн отскакивает, прижав одну руку к груди, а вторую – к животу. Она смотрит на меня, на упавший камень, на шаткую стену. Наконец ее взгляд останавливается на моем плече. Оно пульсирует, словно отзываясь на ее внимание. Я морщусь, поднимаю руку, чтобы дотронуться до больного места, а затем отнимаю ладонь и вижу, что она стала липкой от синей крови.

– Фор!

Звук моего имени на ее губах пронзает меня до самого нутра. Прежде чем я успеваю как-то ее успокоить, она опускается на корточки передо мной и принимается отрывать полосу от подола своего халата.

– Все нормально, – протестую я, когда она прижимает ткань к ране. Я морщусь, но твердо качаю головой. – Нет, оставь. Мадам Ар запросто меня подлатает.

Фэрейн хмурится, приподнимая свою тряпицу и глядя на порез.

– На вид рана глубокая.

Я изгибаю шею, пытаясь разглядеть.

– Бывало и похуже.

Она мотает головой, встает на ноги и спешит к кровати. Там она хватает остатки ткани от разодранного балдахина, стряхивает с них пыль и складывает квадратом.

– Вот, – говорит она, возвращаясь, чтобы прижать это к моему плечу. – Руку поднять можешь?

Могу и поднимаю. Она обматывает мое тело полосой ткани, чтобы закрепить квадрат синей материи.

– Знаю, повязка не идеальная, – бормочет она, – но нужно остановить кровь. Пока что так.

Ее близость опьяняет меня, как и изгиб шеи и плеча, лишь самую малость показавшийся из-под ворота одеяния. Мягкость ее волос, даже под слоем серой пыли. Ее запах, такой сладкий, такой нежный. Словно цветок из мира людей, омываемый поочередно солнечным и звездным светом. Столь непохожий на подземные соцветья Мифанара.

Ей здесь не место. Но мне невыносима мысль о том, что она уедет.

И именно поэтому она должна уехать. Как можно скорее.

Она делает шаг назад. Суровая морщинка между ее бровями становится глубже, когда она рассматривает свою работу. Затем ее взгляд перескакивает в сторону и встречается с моим. Я не отвожу глаз. Не могу. Хотел бы я сделать так, чтобы она увидела в моих глазах правду и узнала, что я ни за что бы сознательно не причинил ей вреда. Я бы пожертвовал многим, дабы убедиться, что она освободится от меня и от опасности, которую я для нее представляю.

Она слегка склоняет голову набок.

– Что это у тебя внутри?

Я моргаю, удивленный. Но каким-то образом кажется логичным, что она знает, о чем спросить.

– Это яд, раог, – отвечаю я.

Она кивает, как будто ей все понятно, хотя я уверен, что она никогда прежде не слышала этого слова.

– Кто-то подмешал дозу яда в мой кубок, пока я находился на совете со своими министрами, – продолжаю я. – Мы обсуждали, что с тобой нужно сделать, после того как… как я осознал, кто ты, – морщась, я разминаю больное плечо. Ошибка. Боль простреливает вверх по шее, и я вновь замираю, повесив голову. – В тот момент я слушал, как они настаивают на твоей смерти. Когда яд попал в тело, он… сыграл на самой глубокой, самой темной моей части. Той части, которая хотела к ним прислушаться.

– Значит, ты все-таки хотел меня убить.

– Нет! – Это слово вырывается хриплым лаем. Она отшатывается, и я поспешно понижаю свой тон. – Нет, Фэрейн. Никогда. Но я чувствовал себя преданным. Раздетым догола. Униженным на глазах своего двора, своего королевства. И… и та часть меня… – Я мотаю головой, сжав переносицу. – Боги, я не знаю, как это описать! Яд словно вцепился в меня. Подпитывал злобу в моем сердце, взращивал ее. У меня в голове ты уже была не ты. Ты стала кем-то другим, чем-то темным и ужасным. По мере того как яд набирал силу, ты у меня в голове превращалась в монстра. В демона. Я чувствовал, что должен освободиться от тебя, должен убить тебя или разрушить твою власть надо мной. Это было таким реальным.