– Нам туда! Пошли. К рассвету доберемся до мельницы.

– Но где мы? – опасливо уточнил Дункан.

Волчонок взяла его за лапу.

– Примерно метрах в сорока от дома Мэри. Не бойся. Нашу пропажу обнаружат только утром. Поэтому надо поспешить…

– Знаешь, – вдруг признался Дункан, – я ведь так и не понял до конца, где он.

– Кто?

– Дом. Я помню, как мы шли к нему по городу. А потом – туман, и – оп! – мы уже там. Потом уходим из дома – ап! – и уже город!

Бекка задумчиво подняла глаза на серое, будто свинцовое небо.

– Этот дом нереален. Он сразу везде и нигде. Но вообще-то он в самой чаще леса, – поспешно прибавила она. – Только об этом было запрещено говорить… Ну, да теперь-то я ей не принадлежу.

– Ты не станешь жалеть? – спросил Дункан. Бекка нахмурилась.

– Стану. Но я и о маме с папой жалела. Изменило это что-то?

Куница ничего не ответил. Темнота неожиданно стала еще чернее, запахи еще острее, а едва уловимые шумы – громче.

Куница машинально прижался к волчонку, и Бекка прыснула.

– Ха! Боишься?

– Боюсь, – честно признался Дункан. – А ты не боишься?

– И никогда не боялась, – самодовольно вздернула носик Бекка. – Чтоб ты знал, невозможно бояться таких же, как ты сам! Ну, вот ты же не боишься куниц?

– Сравнила, тоже мне!

Помолчали.

– А почему ты не взяла никаких украшений? – осторожно уточнил он. – Я видел, у тебя там и бусики были в комнате, и еще…

– Мне все это дарила Мэри, – вздохнула Бекка. – Я взяла только вот эту шкатулочку в виде полной луны… Она меньше ладони, но красивая, да? Ее мне подарила Луиса на десятилетие… Это настоящий бриллиант на крышке, представляешь? Наверно, даже у королев нет такой красоты…

– Ага-а… А все-таки куда мы пойдем?

– Я же сказала тебе, что нам надо в место, где найдутся ответы… – прошептала Бекка. – И это место… Мой дом.

Дункан молча и с готовностью пожал ее лапу, как бы говоря, что пойдет с ней до конца.

***

– Вот, – выдохнула Бекка несколькими часами позже, когда они подошли к воротам заброшенного сада. Ржавые ворота были распахнуты настежь, и друзья беспрепятственно вошли внутрь, окунувшись в запахи ночных цветов, плесени и диких растений.

Рассвет едва-едва забрезжил над горизонтом, бросая невпопад розовато-желтые лучи то туда, то сюда, словно ропща наполнить красками день.

– Жутковато тут… – пробормотал Дункан, с опаской поглядывая на сорняки и на большой дом, еще более устрашающий и заброшенный, чем дом Мэри.

– Лес не нравится, сад не нравится – тебе не угодишь, – усмехнулась Бекка.

– Ты здесь бывала после… – Дункан не закончил фразу, не подобрав нужных слов. Но спутница его итак поняла.

– Нет. Я не быва…

Бекка тоже недоговорила, но по другой причине: до ее чуткого слуха донеслись звуки фортепиано. Сначала маленькая волчица подумала, что кто-то забрался в дом и посмел сесть за отцовский инструмент, но новая догадка пригвоздила ее к земле.

Так никто на свете не сыграет. Никто, кроме отца.

– Что это? – тихо спросил Дункан. Бекка не отрывала взгляда от первого окна слева. Именно там раньше стояло фортепиано. И именно оттуда доносились чарующие звуки…

– Быть не может… – проговорила маленькая волчица и почти бегом направилась к дому. Куница поспешил следом.

Бекка влетела в прихожую, пересекла коридор и…

– Папа?..

Белые перчатки замерли в воздухе. Музыка оборвалась.

Бекка так и осталась стоять в дверном проеме.

Перчатки медленно взлетели повыше и осторожно приблизились к ней.

– Кто вы? – произнес голос Лукаса. Бекка раскрыла рот и тут же захлопнула.

А, действительно, кто она? Она – бывшая подчиненная Кровавой Мэри и ее же приемная дочь. Вернее, была ею еще вчера. А сегодня… А кто она?