Когда в субботу к нему постучалась в дверь обеспокоенная рассказом Федора Михайловича Людмила Григорьевна, Бахтин был уже одет и чисто выбрит. Постель была убрана. Сильно похудевший Максим улыбался. В руках он держал сумку: надо было запастись провизией.

– Да что это вы придумали? – запротестовала Людмила Григорьевна. – Никуда я вас не пущу, вам еще лежать надо, а уж два-то дня я вас как-нибудь прокормлю. – Она ушла хлопотать на кухню, а к окошку подошел Федор Михайлович. Справившись о здоровье, он заявил, что у него есть вопросы. Бахтин предложил старику зайти, полагая, что стадия заразности уже миновала, но дед отклонил приглашение, сказав, что еще два дня поостережется. Вопросы задавал, стоя под окном.

– Объясните, пожалуйста, что такое «инотапа», если я правильно запомнил это слово.

– Инотапа? Не знаю. На каком языке?

– Может быть, инопата?

– И это не знаю. Почему вы спрашиваете?

– А вот еще, у меня записано: «Реламаринья».

– Релла манеринья?

– Вот-вот!

– Тогда все понятно. Я знаю и первое слово – оно звучит: инапатуа.

– Верно, верно. Что же это?

– Вы интересуетесь австралийской мифологией, Федор Михайлович?

– Нисколько.

– Да ведь эти слова оттуда.

– Объясните, если можете, их смысл, а потом я расскажу вам, как и когда их услышал.

– По представлениям различных австралийских племен, в первые времена, когда вся земля была покрыта морем и из-под воды выступали лишь самые высокие скалы, на вершинах скал обнаружились «склеенные люди» – релла манеринья, или инапатуа. Это было что-то вроде собранных в комок человеческих эмбрионов, похожих на сцепленные личинки. Склеенные эмбрионы с закрытыми глазами, ушами и ртом беспомощно копошились на скалах до тех пор, пока с севера не пришел некий предок ящериц, который ножом отделил зародыши друг от друга, тем же ножом прорезал им глаза, рот и уши, сделал обрезание – т. е. придал им законченный человеческий облик, после чего обучил их всему, что следует знать и уметь людям.

– Любопытно.

– Теперь ваша очередь, Федор Михайлович, удовлетворить и мое любопытство.

– Видите ли, Максим Менандрович, последние две ночи вы часто вскрикивали и произносили те самые слова, которые я записал, как расслышал, да вот и решил поинтересоваться. Спасибо за ценный рассказ.

– Вот оно в чем дело, – протянул Максим и задумался, невежливо забыв о Федоре Михайловиче. Последний некоторое время потоптался у окна, очевидно, желая продолжить расспросы, но, заметив, что Бахтин ушел в себя, нехотя ретировался.

– Да, да, – вспоминал Максим, – именно это я и видел; «склеенные люди». О, Господи, это я был спаян с другими в один комок. Боками я сросся с Николаем Федоровичем и Людмилой Григорьевной, голова слиплась с головой Федора Михайловича, а ноги прикрепились к Льву Николаевичу. Там были еще какие-то неузнанные люди – не помню. Вот он, этот бред и этот кошмар – релла манеринья! О, кошмар, кошмар! – передернулся Бахтин, и у него странно, как никогда прежде не бывало, заболело все тело – по контуру.

Людмила Григорьевна принесла на подносе обед.

– Сегодня после обеда разрешается небольшая прогулка, – сказала она, улыбаясь. – С дамой, – прибавила кокетливо.

Максим поблагодарил. Он в самом деле собирался пройтись немного и как раз хотел просить Людмилу Григорьевну составить ему компанию. Она взяла его под руку, и они медленно пошли к реке.

– Я слышала, как вы рассказывали Федору Михайловичу про человеческие личинки, кажется? Вам что-то привиделось? Или про это нельзя спрашивать?

– Нет, отчего же? Я только не все еще вспомнил. Но, по-моему, это был самый жуткий сон в моей жизни.