Я, стараясь шагать твердо и уверенно, прохожу мимо. И мне кажется, или он в этот момент шумно вдыхает воздух? Словно хочет духи мои почувствовать. А вот облом тебе. Я не пользуюсь духами. Ничем не пользуюсь пахучим с тех пор, как Сонька начала покрываться аллергической сыпью.

Иду, а спину жжет взгляд, теперь уже однозначного узнавания. И внимания.

Ох… Очень надеюсь, что кабинет Хохлова на первом этаже. Ну, максимум, на втором.

Потому что надолго наедине с ним оставаться я пока еще не готова. Понимаю, что надо будет. В конце концов, он, наверно, должен узнать про дочь? Хотя, это тоже под вопросом.

Хотел бы – узнал.

Но сейчас я просто не готова размышлять на эту тему.

Впереди у меня первый день практики в лаборатории Хохлова, и надо на этом сосредоточиться.

Мы проходим через турникет, Антон невозмутимо указывает мне направление.

– Какой этаж?

– Третий. Лифты в самом конце этажа, рядом с лестницей.

Его голос почему-то становится ниже, интимно похрипывает… Или мне так кажется? Я не смотрю на него, просто иду рядом и чуть позади, стараясь не отставать и не вырываться вперед.

Вся сосредоточена только на том, чтоб ставить ногу ровно и правильно, потому что высокие каблуки… Боже, о чем я думала, когда их надевала?

Увлекаюсь, настраиваясь на встречу с Хохловым и пытаясь привести мысли в порядок, сознательно прячу испуг, удивление, и, черт его возьми, возбуждение от неожиданной встречи со своим прошлым на дальнюю полку, чтоб не мешали…

И потому не сразу понимаю, что мы свернули от лифтов к лестнице, а затем…

Затем широкая лапища ложится на мой локоть и неумолимо тянет в сторону…

В темный закуток под лестницей.

– Привет, Клубничка, – хрипло здоровается он, упрятав меня в уголок, словно паук муху. Загородив единственный выход своей массивной тушей и отрезав все пути отхода.

– Привет, – сдаюсь я, понимая, что разговаривать придется, отморозиться не удастся. Ну, как говорится, раньше сядешь… – неужели вспомнил меня, господин спецагент?

Ну не могу не съязвить! Слишком зла на него была долгое время. Отголоски этой злости до сих пор, наверно, где-то блуждают, раз выдаю такое.

– О как… Мелкая пакость раскололась? – он мрачнеет немного, но затем усмехается. И взгляд его в полутьме подлестничного пространства кажется немного пугающим и однозначно заинтересованным. Нечитаемость пропадает. Внимание и интерес остаются.

А надо ли мне это?

– Если ты о моей подруге Маше, – спокойно поправляю Антона, – то да. Она сказала. Очень вовремя, кстати. Я как раз в полицию собиралась, требовать адрес морга, куда твое тело отправили.

Опять уколола, все же. Ну не могу сдержаться! Никак!

– Подруга даже… – он хмурится, пропуская мимо ушей мою тираду, – вот как… Ну ладно. Какими судьбами сюда, Клубничка?

– Прекрати меня так называть! И выпусти уже отсюда! Что за манеры?

Я делаю шаг, чтоб обойти его и выскользнуть из замкнутого пространства, где становится совершенно нечем дышать, но Антон легко ставит на моем пути здоровенную руку, пресекая попытки бегства, и мягко ведет носом по макушке. Ой… У меня мгновенно ослабевают коленки, дыхание перехватывает от такой близости.

И тело глупое сразу вспоминает не только то, что между нами было, но и сны мои дурацкие, недавние… С его проклятым участием!

Ну нет!

Нечего, нечего позволять такое!

Позволила один раз – и что?

И ничего. Тем более, что не один раз. Тем более, что сама хотела, аж трусики не держались на заднице!

Одно только воспоминание о том, насколько я была глупая малолетняя овца, приводит в чувство моментально. Взбадривает, похлеще ведра ледяной воды после парилки.