Звуки короткой ожесточённой борьбы под дверью – в кабинет клубком вкатываются три женщины – раскрасневшиеся, запыхавшиеся, слегка растрёпанные. Все тянут талоны, все начинают говорить одновременно. Из советов старших товарищей уже знаю, как разрулить подобные ситуации.

– Так, раздевайтесь!

Переглядываются, пожимают плечами, смущённо усмехаются, начинают расстёгиваться.

– Ложитесь на кушетку!

Происходит заминка, самая бойкая плюхается, раскидывает ручки-ножки и задорно посматривает на соперниц.

– Нахалка! – определяют аутсайдерши и, ворча, выходят в коридор.

Медсестра качает головой:

– Цирк!

Н-да, каждый вечер на арене…

Однажды я понял, каково это – оказаться на месте родственников… Мчимся со «цветомузыкой» на ДТП: во дворе жилого дома девочка лет 8—10 на велосипеде попала под колёса «пьяного» авто. И – называют адрес, где живёт бывшая жена с девятилетней дочкой. Велосипед я подарил ей на день рождения в начале лета.

…На асфальте, раскинув ручки, крестиком лежала дочкина ровесница, бескровная, бледная, почти голубенькая, такая ушедшая – среди застывших вокруг контрастно загорелых, живых и тёплых людей, на мягком от зноя асфальте.

Водила, дотумкав, что натворил, рванул в гаражи – там у него в холодке томился ящик водки. Страшно кричала мать, отец стоял белый как бумага, их увели. Лёгонькую как пёрышко девочку мы не довезли до реанимации.

Через некоторое время Лена (бывшая жена) рассказала: пьянице дали два года поселения.

– За детскую жизнь?!

– Откупился. Как это называется: дело закрыли по примирению сторон. Долго торговались, потом сошлись. Родители девочки купили новую «ауди». Прежнюю продали и приобрели более лучшую машину.

Лена обожает собирать слухи и стрекотать с дворовыми женщинами – в отличие от меня, она ярко выраженный экстраверт. Губы у Лены поджаты, в голоске чувствуется осуждение в адрес родителей. Хотелось сказать: зачем ты мне это рассказываешь?

Кто мы, чтобы осуждать? Бог судья и родителям, и вам за ваши, и мне за мои грехи. Девочку не вернёшь, а они ещё молоды. Чтобы отвлечься от горя, поедут на новой машине к морю. Всё остальное у них есть: дом, дача. Отдать деньги на милосердие, открыть какой-нибудь фонд имени дочки, чтобы помогать детям, попавшим под «пьяные» колёса – у нас не принято. Да и, наверно, сложно пробиться сквозь бюрократические препоны регистрации. И почему-то такие фонды быстро прибираются к чужим липким рукам.

Поставить «более лучший памятник» – чтобы люди ахнули, «заценили» их великую скорбь? А дочке оно надо?

Но отчего, отчего скребут кошки на душе?

Сигнал поступил по линии МЧС. Приехали – полна коробочка: полиция, аварийная ЖКУ, пожарные, МЧС, мы. Газовики и водопроводчики перекрыли стояк. Жильцы толпятся, свешиваются с балконов и лоджий, спрашивают, утечка бытового газа или подъезд топит?

Не газ и не вода. Железная дверь захлопнулась на английский замок, внутри осталась бабушка с букетом: гипертония, диабет, хроническая сердечная недостаточность. Из описания близкой женщины, возможно, разворачивающаяся сенильная деменция. Способна на неадекватные действия. Не исключено, сразу придётся госпитализировать. Больше всех мечется, волнуется эта крепкая моложавая женщина – дочь? Соседка? Подружка?

Резать железную дверь не дала – с бабушкиной пенсии новую не больно поставишь. Молодой паренёк из жэка ковыряется в замках со слесарным инструментом – не получилось. МЧС-ники решили спускаться с верхнего этажа на лоджию и бить стёкла. Пожилая то ли дочь, то ли соседка взвыла, что на бабушкину пенсию новые стеклопакеты не больно поставишь, а от грохота сыплющегося стекла и джеки чанов на верёвках у старушки точно случится инфаркт.