– Вот спасибо, не знаю как благодарить. Кабы раньше вас бог принёс – ещё осталась не распечатанная фляга в багажнике. На пасеку возвращаться не с руки, придётся заночевать.

– А вы не здешний? Родня тут имеется? – без задней мысли осведомилась Капа.

– Зачем родня, в машине переночую, не в первой.

– Как же это? – обеспокоилась Капа. – В машине неудобно, да и ночи холодные. – И решительно махнула ладошкой: – А знаете что, давайте ко мне, я тут недалеко. Койку не пролежите.

– Муж-то с крыльца кувырком спустит, – зондировал почву мужик, хотя уже начал соображать что к чему.

– Не замужем, – Капа, подбирая своё васильковое платье над полными, молочно белеющими ногами, уже карабкалась на пассажирское сиденье.

– Быть не может, такая молодая-интересная, и не замужем, – продолжал игру мужик. Но это так, к слову, видно было, что не мог поверить в привалившее счастье, голос подрагивал и охрип от волнения в пересохшем горле. – Точно одна?

– Вдвоём, я и Умница.

– Дочка, что ль, умница-то?

Замри-умри-воскресни, детская игра такая есть. Каждую ночь, и не по разу, Капа в неё отныне играла. Крупно и сладко вздрагивало, выгибалось, замирало тело… На несколько мгновений душа покидала грешную оболочку и возносилась туда, откуда явилась: в Вечность и Черноту – и медленно воскресала. Капа приходила в себя, заново обретала зрение и слух, изумлённо оглядывала комнату: телевизор под салфеткой, фикус в углу, картинка «Хани» на стене, новые стеклопакеты в окнах (Петя поставил). За печкой Умница дремлет в новом гнезде – Петя сплёл из лозы, любо-дорого.

Он, не стесняясь наготы, выходил в лунном свете к столу, жадно пил квас. Капа из-под руки ласкала его глазами: не удался ростом и статью, руки-ноги корявые как сучки. Не Аполлон, а в постели – бог. Вот так обманывает внешность.

Почему, ну почему в книгах и фильмах все герои любовники – обязательно писаные красавцы и красавицы? А обычные, маленькие люди, думаете, не испытывают таких же сильных чувств? Испытывают, да ещё в десять раз сильнее.

Петя возвращался, рывком закидывал на койку небольшое жилистое тело. Хозяйски подсовывал горячую жёсткую руку под пушистую Капину голову. Как цыплёнок, она с готовностью совалась под его пахнущую терпким, медовым потом подмышку. Хани Петя!

– Хани какой-то. Смешная ты.

Уютные женские беседы с Умницей потихоньку сошли на нет, а потом и вовсе пришлось переселить Умницу в сени. Просто однажды Петя, нависая на напряжённых руках, трудясь над Капой, вдруг чертыхнулся:

– Эта твоя клуха смотрит, будто всё понимает. Будто за нами третий подсматривает. Как хочешь, я так не могу.

Но ведь, в конце концов, это сама Умница своим волшебством привела Петю в дом, нет? Капа, излишне суетясь, устраивала тёплое гнездо в сенях. «Не обижаешься?» – а у самой сквозь виноватинку глаза предательски светились, плескались счастьем.

– Да всё нормуль, – успокоила Умница. – Если честно, мне, девушке в самом соку, тяжело смотреть на эту вашу еженощную эммануэль. Эх, мне бы такого петю-петушка. Как-никак, всех нас, женщин, бог сделал одинаковыми.

Но яйца несла исправно каждый день, и каждый день Капа их скоблила и вытряхивала тончайший сияющий порошок в баночку, а из яиц жарила Пете глазунью. Про золото ему пока не говорила, успеется.

Зимой Умница нестись перестала, объявила:

– Перерыв. Требуется восстановление сил.

И ещё была червоточинка в душе. Капа, наученная опытом, сразу прояснила обстановку: женат?

– Та, – отмахнулся он, – формально женат, а по сути – какая она мне жена? Пять лет уж не спим, одно название. Развестись не проблема. Но. Дочку не оставлю, даже не надейся. И не ревнуй. Слабенькая она у меня, доктора велят на море, а море кусается. Так что если скуповатым кажусь – прости.