А потому, оказавшись вне клубного пространства, на улице, а потом в кафе, ни Максим, ни Карина не знали, как им взаимодействовать друг с другом. Они наперебой позвали официантку и так же наперебой заказали кофе. Он – ристретто, она – латте. Наступила пауза. Затем появились спасительные чашки. Оба пили свой кофе так, словно он был лекарством от всех несчастий.

«О чем, если не об этом?» – спросил Максим, наконец, прекратив отхлебывать муравьиными наперстками свой невероятно крепкий и кислый, как лимон, ристретто. Карина сразу же поняла.

«Похоже, нам вообще нельзя общаться», – с усмешкой сказала она. У нее были глубокие темные глаза и полные губы, а кудрявые волосы приятно падали на щеки, делая лицо темным, узким и загадочным.

«Если мы хотим следовать правилам, то нельзя», – Максим почувствовал, что с этими словами он как бы скопировал усмешку Карины. Он будто на мгновение превратился в ее отражение, ощутив на своем лице ее смугловатую кожу и щекочущие шею локоны. Карина, слава богу, не заметила этого превращения, Максим был полной ее противоположностью: высок, сухощав, русоволос. Она вообще его не видела. Кажется, она была смущена, а потому старательно изучала молочную пенку на остатках своего уже почившего латте.

«А мы хотим следовать правилам?» – медленно произнесла она.

«Меня зовут не Максим», – горячо заверил он ее.

«Постойте», – она попыталась прекратить все это, но нет, никакая сила уже не могла его остановить.

«Меня зовут Алексей. И я журналист. Писательство – вернее, графомания, – это то, с чем я никак не могу совладать. Буквы постоянно сыплются из меня, и мне совершенно все равно, о чем писать», – тараторил он.

«Погодите», – она опять хотела его остановить, и на этот раз он остановился. – «Вы хотите сказать, что не чувствуете в себе призвания писать эротику?»

«Я вовсе не это имел в виду!» – воскликнул он, и тут же заметил, что официантка опять направляется к их столику. Она выросла перед ними – серьезная и непреклонная, и он попросил ее повторить заказ. Карина удивленно посмотрела на него, но он прошептал ей: «Я вас угощаю».

«Так что же вы имели в виду?» – спросила Карина, когда официантка исчезла за стойкой.

«Я имел в виду, что мне нравится писать эротику. Но мне нравится писать и самые разные тексты, совершенно другие, иногда даже откровенно скучные».

«Например?» – губы Карины слегка задрожали, она медленно улыбнулась. Когда он заметил эту улыбку, у него словно гора упала с плеч. Невероятно, это невероятно, что она улыбнулась. Какое счастье, подумал он.

«Например, статьи о технике, об играх, об экономике…»

«Странно. Ведь это очень разные тексты», – заметила Карина.

«А вы? Что делаете вы, когда не пишете эротику? Как вас зовут?» – спросил Максим.

«Меня зовут Карина. Но, конечно, фамилия у меня не Лютая, это мой шуточный псевдоним», – она продолжала улыбаться, и он ощущал какой-то странный подъем, острую радость от того, что они сидят с ней вместе здесь, что решили выговориться, что молчание последнего года по поводу Клуба и всех его правил, наконец, было нарушено. – «Я только и делаю, что пишу стихи. И это эротические стихи. Я ни разу не решалась читать их в клубе, потому что у меня ощущение, что я одна там пишу стихи. Кроме того, в клубе есть еще только две женщины, кроме меня, остальные все – мужчины. И я не чувствую себя уверенной в этой компании. Да и женщины эти… Другие…» – она замялась.

«Да они лесбиянки!» – воскликнул Максим.

«Ну, да, кажется, лесбиянки», – кивнула Карина. – «Так что мне вообще как-то не по себе. Как будто я там совсем одна».