Я смотрел на него, на его руки в черноте, и они покрывали мамины руки.

Мама заметила, что я смотрю, заглянула ко мне в тарелку и спросила:

– Ты не будешь это есть?

– Нет, – ответил я.

– Филип, ты так отощаешь.

– Ну-ка давай, Филип, делай, что Мама сказала. Доешь всё, – сказал Дядя Алан.

Я посмотрел на Призрак Отца, думал, что он скажет не есть, но он этого не сделал. Он сказал: «Ешь, Филип, тебе понадобятся силы».

В общем, я взял вилку и начал есть, и Мама улыбнулась Дяде Алану, думая, что это он заставил меня есть, и это меня взбесило, и Призрак Отца заметил, что меня это взбесило, а Мама не заметила, как будто настроение моё стало призраком. Да она и не могла увидеть этого, потому что прежде, чем я сам понял, что происходит, тарелка с чили син карне пролетела насквозь через Призрак Отца и разбилась о дверь, так что этот чили син карне разбрызгался по всему полу.

Комната вдруг превратилась в фотографию. Мама, Дядя Алан и даже Призрак Отца замерли. Они просто сидели или стояли, и рты у них стали похожи на букву О. Я вышел из комнаты и слышал, как Мама звала:

– Филип! Филип! Вернись!

Но я не вернулся. Я ушёл в свою комнату, и Призрак Отца пошёл за мной.

Я закрыл дверь своей комнаты, и Призрак Отца спросил: «Ты что творишь?»

– Я его ненавижу.

Тогда Призрак Отца сказал: «Ты должен успокоиться. Ты должен себя контролировать».

– Я не могу, я его ненавижу, я не могу.

Потом кто-то постучал в дверь, и Мама спросила:

– Филип?

Она открыла дверь и снова спросила:

– Филип, с кем, чёрт побери, ты разговариваешь?

Дядя Алан стоял у неё за спиной в своей голубой рубашке на кнопках. Он смотрел прямо на меня, и даже внутрь меня, но я не дал ему увидеть, что я всё знаю, а вот Мама позволяет ему читать по её глазам.

Мама сказала:

– Филип, что происходит? Это связано с отцом?

Я посмотрел на Призрак Отца и ответил:

– Не знаю.

И она стала задавать мне кучу вопросов, а я продолжал отвечать:

– Не знаю.

– Не знаю.

– Не знаю.

– Не знаю.

– Не знаю.

– Не знаю.

Пока она не сказала:

– Хорошо.

После этого она ушла обратно на кухню с Дядей Аланом, чтобы прибраться, и Призрак Отца ушёл присмотреть за ними, а я слушал у двери, но слышал только Отзвуки, но я знал, что эти Отзвуки обо мне.

Я знал, что Дядя Алан собирается остаться в пустующей комнате, и я знал, что Мама этого хотела, и я знал, что всё это из-за меня.

Я ничего не мог с собой поделать, и я вышел из своей комнаты и пошёл на кухню, и Призрак Отца был там, он качал головой: «Нет!»

Но я ничего не мог с собой поделать, и я сказал:

– Это он, это он, это он!!!

Я указывал на Дядю Алана, но не смотрел на него, и дрожал всем телом, и Мама держала меня, и слюна, стекала у меня изо рта. Я уткнулся лицом ей в свитер, закрыл глаза, и вдыхал её тёплый свитер, и это был приятный запах, цветочный.

В школу я пришёл рано, раньше, чем кто бы то ни было из моей параллели, если не считать Найджела Кёртейна. Он живёт на ферме в пятнадцати милях от школы, и его Отец подвозит его по средам по дороге на Скотный Рынок.

До того, как я разбил окно, и орал во сне, и угнал микроавтобус, Найджел Кёртейн был излюбленной мишенью для насмешек из-за его школьных свитеров, которые ему вязала мама, а ещё из-за его кудряшек и манеры говорить низким голосом, не открывая рта, как будто слова выходили откуда-то ещё.

Сейчас, когда приходит автобус и привозит всех с Винтроп Роуд и Йорк Драйв, таких как Доминик Уикли или Джордан Харпер, я всегда один, и даже Найджел не разговаривает со мной.

В это утро, когда я увидел, что все приехали, я встал со скамейки и направился к основному корпусу школы, так как иногда меня пускают раньше. Я уже был на полпути, как кто-то схватил мою сумку, которая висела за спиной, потянул и стал раскручивать меня. Я видел, что кто-то смеялся, и я видел его цвета, его чёрную куртку Adidas, его розовое узкое лицо и рыбьи глаза, и его чёрные волосы, и это был Джордан Харпер, так я понял, что сзади меня схватил Доминик Уикли, они вечно ходили вместе. Доминик сильнее, чем Джордан, и крупнее, он хочет служить в армии и у него надпись: SAS