Не веря, что делает это, Нина вскочила, в чём была, и как могла медленно подошла к умывальнику в углу трита – открыла кран, сполоснула чашку от чайной заварки. Она делала всё невозмутимо и, как ей показалось, плавно и с достоинством, но спина дрожала от ощущения прилипшего к ней взгляда. Не спеша обернувшись, поймала резкое движение его глаз в сторону экрана. «Вот власть-то наша над вами», подумала с удовольствием, ложась обратно, упала пунцовой от смущения щекой на подушку и продолжила разговор с коллегой, покрасневшим гораздо сильней, чем она сама:

– Так, значит, предлагаешь всё бросить?

– Да. Нет. Может быть. По крайней мере, эта перспектива веселее и интереснее, чем тошнить до пенсии… Или до первой подставы.

– Ну, до пенсии точно не доживём. Одних вирус доконает, других догонит, – она говорила это, длинно зевая, – бандитская пуля. А-а-а-х-х-х.

– Третьих – инфляция. Четвёртых – безработица.

– И всех нас отпоёт обнуль.

– Уж точно… Вон они. Построились.

– Почётный караул.

– У нас на похоронах.

– Переключи ты их скорее!.. О-о. «Комсомольцы-ы…»

– «Добровольцы-ы…»

Она смотрела на него, дурашливо подпевающего советским героям, и слышала лёгкие уколы в сердце – тончайшей нано-иголкой, чуть выше нижних порогов чувствительности. «Мы ничего такого не делаем», показался вдруг совсем нежданный гость – самооправдание. Чего это. Перед кем это и за что. Взъерошила рукой короткую причёску, сбивая себя с лишних мыслей; поправила простыню на груди, сквозь мысли вдруг услышала: он что-то рассеянно и как бы не ей говорил вполголоса, так, что пришлось прислушаться – стекло изрядно гасило звук:

– Бабушки моей фильм. Любимый. Она меня забрала к себе. То есть, родители. Ей сдали. Рос у неё. Мы всё время. Смотрели вместе. Но позже я смеялся уже. Подростком когда стал. Давно её уже нет.

– Когда с обеда будем возвращаться?.. Точно: отлился твой синяк… Прости, тихоня Дима. Знаешь, а мне всё-таки этот формат нравится. Хочу с девчонками сюда сходить. А то караоке-боулинг. Скорее бы границы открыли.

Она многозначительно постучала лиловым когтем по перегородке и заглянула молодому человеку в сердце:

– Залежим по душам, как с тобой сейчас. Дамский угодник.

У старлея вспотели ладони. Но главный гусар райотдела и сейчас не подал вида, что взволнован.

– «Залежим»! Идея, согласен, гут. Тем более, тут за «рефералку» бонусы хорошие. Взять абонемент на отдел? Психологическая разгрузка. Только, знаешь… По мне, тема эта всё-таки одноразовая. Разок попробовать, а второй уже не потянет, надоест.

– Это, «братиш», твоя внутренняя проблема. Ты, похоже, товарищ непостоянный, в любой ситуации «на автомате» ищешь повод для соскока. Не завидую жене. Будущей.

– Но согласись: больше раза скучно. Хотя с тобой бы ходил и ходил.

Коготь перестал цокать по пластику.

– Дима. Ты парень хороший, но пусть тема эта нас не касается, ок? «Не подкатываю» он, ну да! Я замужем. Мужа люблю. И сына. То, что я сюда пришла, ничего не значит.

Он молчал.

– Так что без заходов. Видишь «тревожную» у изголовья? Въезжаешь, зачем она? Я тебя хорошо знаю как коллегу. Но сейчас – не усугубляй. Не порти впечатление.

– Да я вообще ничего, товарьщ старш сержант. Что ты завелась, Нина?

Она резко приподнялась на локте – глаза гневно прищурились, щёки и ямки вмиг побелели от ярости:

– Э… Это мой муж! И сына привёл. Вон они стоят, за стеклом… Что за…

– Опа…

– Эй! Чего пришёл? Лёшку притащил! Ты что творишь? Лёшенька, иди домой, папа не в себе!

Старлей не мог оторвать глаз от её великолепного, как летняя гроза, праведным огнём пылающего гнева. Через пару секунд опомнился, присоединился к ней: