Лиза по-прежнему молча выслушивала его внезапный поток, который напоминал о её словах. Она не подозревала, что за маской спокойствия спрятался испуганный человек с желанием жить, но никто не может ему помочь.

– Интересно, что там за пределами нашей реальности? Ад? Или меня определят в чистилище? А может и вовсе ничего?

– Симон, давай попытаемся обратиться к другим докторам!

Он повернул голову к Лизе. По щекам катились слезы, а на губах играла улыбка неверующего в спасение.

– Глупенькая. Я обращался ко многим врачам в городе, никто не дал мне никаких шансов. Я не говорил об этом, чтобы ты не нервничала.

Она оторвалась от него. На лице застыла бледная маска боли. В её уме назревал план, который тут же разрушился.

– Скажи, то ты шутишь?

– Нет. Всё, что мне предлагали – это проходить терапию, которая притупляет болевые ощущения. А это надо ходить в больницу. Ну уж нет, никогда там не лечился и сидеть там отказываюсь. Лучше уж в родных стенах.

В спальне повисла гнетущая тишина. Она длилась до сих пор, пока Симон не застонал, хватаясь за голову. Лиза испуганно приблизилась к нему.

– Симон, приляг, пожалуйста.

Он отмахнулся, убирая руку.

– Ничего, всё прошло.

И тем не менее он направился к кровати. Присев на краешек, он подозвал Лизу сесть рядом.

– Знаешь, у меня есть дела, которые придётся возложить на тебя, если я не смогу.

– Симон, ты всё сможешь! – с горячностью запоздало парировала Лиза, осознавая как тому нелегко было принимать происходящее как факт. А тут ещё и говорить приходиться об этом.

– Пожалуйста, не перебивай. – Мягко промолвил он, беря её ладонь в свою руку. – Пообещай, что ты сделаешь всё, что я попрошу.

– Конечно же я всё сделаю!

И она получила список того, что ей нужно было притворить в жизнь. Многое удивляло, но она ничем не выдала свои эмоции. Для неё было важно исполнить просьбу умирающего.

На утреннем небе угрожающе собирались тяжёлые серые тучи. Лиза, преисполненная волнения, видела в этом плохой знак. До открытия картинной галереи оставалось всего пятнадцать минут, и она сидела как на иголках.

Вчера она потратила весь вечер на то, чтобы снять картины и повесить другие. Это был единственный вечер за последние три недели, как она провела его за пределами спальни Симона. И об этом он сам попросил её.

– Найди в моём кабинете в галерее картины и повесь в зале. Даже незаконченные, их больше завершённых.

– Но, Симон…

Симон нетерпеливо прервал её, с трудом повысив голос:

– Пожалуйста, сделай это. Поверь, мне очень важно, чтобы ты выставила те картины.

Лиза больше не смела перечить ему, понимая, что спор только убавляет и без того мизерное количество сил. Некогда красивый мужчина превратился в худшую версию себя: вокруг глаз синели круги. Щеки запали, сильнее выделяя скулы. Губы сравнялись по цвету с лицом – стали такими же бледными. Тело отощало неимоверно, и Лизе казалось, что она видит едва живой скелет, покрытый кожей.

Когда она брала его руки, то чувствовала лишь костяшки и холод. Он уже практически не ел, но много спал благодаря инъекциям с болеутоляющим, которые ставила приходящая медсестра.

Вот она стояла в святая святых – таким был кабинет и одновременно комната, где валялись картины, которые никто не видел. Её нога никогда не ступала сюда, хотя ей хотелось. Но Симон отнекивался, утверждая, что там нет ничего кроме скучного стола с креслом. Только надвигающая смерть заставила его передумать, от чего Лиза не испытывала ничего, кроме горечи. Других чувств она не испытывала, поскольку она отупела от ухаживания за Симоном. Некогда ей было думать о чём-то ещё. Бывало так, что она могла не есть весь день, пока страждущий не умолял перекусить, так как замечал, что и она худеет до неприличия.