Ромашка 7997 смялась в кулаке 8001 и в следующую секунду была отправлена на пол. Упав под мои ноги, цветок едва заметно дрогнул и замер. Он больше не был красивым, потому что оказался ненужным. Как 8001 для своего оригинала. Как все мы всему оригинальному миру.

До отбоя оставалось полчаса, когда мы вышли из палаты 8001, оставив её заливаться слезами – мы ничем не могли ей помочь, и от этого всем нам было только тошнее.

Уже на выходе из медицинского крыла нас остановил Роудриг собственной персоной в компании двух молодых лаборантов. Не сказав ни слова, он только щёлкнул пальцами, и в следующую секунду меня взяли под руки. Ошарашенные 7900 и 7997 остались стоять на месте, наблюдая за тем, как меня утаскивают назад в медицинское крыло. Они ничем не могли мне помочь, и от этого всем нам было только тошнее.

Меня усадили в стоматологическое кресло, закрыли мои запястья и лодыжки в железные оковы. Мысль о том, что мне будут вырывать зубы или ногти, пригвоздила меня к креслу беспощадной силой страха – кажется, я даже моргнуть не могла. Я не скоро заметила, что задержала дыхание на долгие секунды, но стоило Роудригу зайти в кабинет вслед за лаборантами, как я пришла в себя: раз здесь главный хирург Миррор, значит, будут резать! Но почему без предупреждения?! Всех клонов всегда предупреждают заранее! Знать заранее, чтобы иметь время психологически подготовиться – единственное право клонов, если вообще допустимо говорить о каких-либо правах в стенах Миррор.

Роудриг приблизился, я сверкнула взглядом, почему-то вдруг вспомнив одноглазых клонов, до сих пор обитающих в стенах этого здания:

– Какой орган будет изъят?

– На сей раз будет не изъятие, – с этими словами Роудриг подошел к столу с железными приборами и взял в руки железный шприц внушительных размеров. – Будет внедрение. Своеобразный эксперимент…

Стоило мне оценить размеры иглы, как в моих ушах начал раздаваться бой пульса. Подойдя ко мне впритык, Роудриг положил свою сильную ладонь на мой лоб, повернул голову влево и в следующую секунду, напряженная до предела, я ощутила, как мою шею слева пронизывает неописуемая в своей силе боль… Я издала крик. И потеряла сознание сразу после того, как игла была вынута из-под моей кожи. Я почувствовала, как непроизвольно закатываются мои глаза, даже успела осознать, что вхожу в состояние обморока, и расслышать непонятное слово “рэйвен”, а после… Ничего. Как и обещали оригиналы: никакой загробной жизни для клонов, лишь пустота и ни капли осознанности.

Я начала приходить в себя на рассвете. Время суток определила по косым лучам блеклого солнца, проникающим в высокое окно. Высокие окна, почти под самым потолком, есть только в медицинском крыле – они расположены на высоте трёх метров, чтобы любопытные клоны не имели возможности с улицы наблюдать за процессом изъятий.

Моё возвращение в сознание не было замечено сразу, поэтому я стала свидетельницей разговора, который не должна была слышать, во-первых, потому, что клоны не должны быть проинформированы, а во-вторых, потому, что говорящие стояли в коридоре и, зная пределы возможностей своего слуха, я физически не могла слышать их… Но ведь слышала! Разговор вели Роудриг и Хеллстрём. Первые слова принадлежали главному хирургу Миррор:

– Группа клонов 7015-8015 – самая незащищенная. Эта партия неофициально зовётся “зарубежной”: все оригиналы – британцы. Понимаешь, что́ это значит?

– Что их владельцы не смогут заявить на нас, если с их собственностью случайно что-то произойдёт.

– Сам понимаешь, что эти клоны произведены от непростых оригиналов – все они очень значительные личности. Британцы боятся международного преследования, изгнания из собственной страны, но смерти они боятся ещё больше, поэтому мы и имеем целую тысячу британских клонов…