Мучительное осознание пригвождает Клитемнестру к земле. Она старается, чтобы ее голос звучал так же тихо, был таким же бесцветным, как серое небо над их головами:

– Ты видишь лишь то, что хочешь видеть. Ты не понимаешь, каково мне.

Елена закатывает глаза.

– И каково же тебе?

Она гадает, что заденет Елену сильнее. Что-то подсказывает ей, что ни крики, ни мольбы не сработают.

– Это не важно, – говорит Клитемнестра. – Тебя волнуют лишь твои собственные страдания. – Она смахивает со щеки капельку воды. – Поступай с Менелаем как знаешь. Если хочешь украшений и дорогих нарядов, выходи за него. – Она видит оцепенение на лице сестры, но не останавливается. – Только не обманывай себя. Он любит тебя не за то, какая ты на самом деле. Он из тех, кому на тебя интересно только смотреть.

Клитемнестра стискивает кулаки и уходит прочь. Изморозь похрустывает под ногами, а небо взирает на нее без всякого сожаления.

На следующий день Агамемнон и Менелай покидают Спарту. Для своего похода они в числе прочих выбрали Лисимаха и отца Киниски. Киниска приходит к воротам попрощаться. Обнимает отца и целует Агамемнону руку, но он на нее даже не смотрит. Он не сводит глаз с Клитемнестры, мрачно сверлит ее взглядом. Елена стоит рядом с матерью, ее волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы, точно золотой венец. Ожерелье она не сняла, холодные мелкие цветы так и покоятся у нее на ключицах.

За каменными воротами – жрица, рядом с ней на еще нетвердых ногах стоит козленок. Когда воины готовы пуститься в путь, Тиндарей передает жрице золотую чашу. Она берет привязанный к накидке бронзовый кинжал и перерезает животному горло. Его тело дергается, кровь брызжет и льется в чашу. Клитемнестра видит, как по накидке жрицы расползается алое пятно.

Жрица обращается к воинам. В своей торжественности она выглядит угрожающе, как будто становится выше ростом.

– Можете отправляться, – говорит она. – Через пять дней, прежде чем опустится ночь, Микены станут вашими.

Менелай взбирается на коня, вслед за ним – другие мужи. Мечи и топоры сверкают и позвякивают у них на поясах.

Агамемнон оборачивается к Тиндарею:

– Благодарю за твое гостеприимство, царь Спарты. Вскоре мы пришлем из Микен золото.

Не говоря больше ни слова, он уносится прочь, его брат и воины следуют за ним. Их поглощает тьма, и слышно лишь, как копыта стучат по замерзшей земле.

Они собираются в трапезной, у всех замерзли руки на ветру. Нет ни знати, ни воинов – присутствует лишь семья Клитемнестры, и слуги расставляют на столе миски с яблоками, грушами, сыром и орехами. В зале прохладно, илот разводит небольшой огонь, и пламя тут же отбрасывает тени на развешанное по стенам оружие.

– Этим утром я разослал гонцов в самые великие города по всей Элладе, – говорит Тиндарей. – В Спарту пригласили всех царей и царевичей, готовых свататься к Елене. – Он произносит имя Елены так, будто ее нет в комнате. Феба глядит на сестру, огорченную таким отношением отца.

– Спасибо, отец, – говорит Елена, не глядя на него. В ее голосе звучит издевка, но она недостаточно явная для того, чтобы Тиндарей ее заметил.

– Даже с Крита прибудут воины, – говорит Леда. Она на секунду прерывается, когда Феба восторженно шепчет: «С Крита!», а затем продолжает: – Для нас будет честью принимать их здесь.

Клитемнестра поневоле вспоминает, как жрица сочла честью для любой девушки возлечь с Тесеем.

– Вы знаете, кто прибудет? – спрашивает Тимандра.

– Аякс, двоюродный брат великого Ахилла, – отвечает Тиндарей. – Ему всего тридцать лет, и он ищет жену.

– Он ведь грубиян, – говорит Клитемнестра. – Ты сам однажды сказал.