Кольцов пригубил из рюмки водки, которую не разрешил убирать со стола, несмотря на то, что уже перешли к десерту, и, почувствовав, что все хотят слушать его дальше, повиновался

– Но потом все оказалось не таким радужным, через два дня меня вернули назад, потом определили в спецточку МВД, и держали там до пятьдесят второго года. А еще через год, Леночка, я познакомился с твоим папой.

– В Горьком?

– Да. Он тогда вернулся из Германии, где демонтировал заводы, по производству подводных лодок – немецких «Вальтеров» – проект, откуда мы немало почерпнули в свое время. Да ты должна знать. Кто у вас в институте корпуса читает, Вайнштейн? Уж он наверняка упоминал об этом.

Горьковская верфь была для меня последним шансом. Драгоценным шансом. Зосим Александрович ведь тогда и разрешение на проживание в Горьком для меня выбил. В отделах кадров меня до этого встречали примерно так – начальник знакомился с личным делом и в следующий мой визит вел себя подчеркнуто дружелюбно, всячески демонстрируя свое осуждение недавних порядков. Снимал наручные часы и , показывая мне, говорил : « Американские. Точность изумительная, просто фантастика какая-то! А скажи я это пару лет назад, где бы я был, а ?». И прежде, чем промямлить отказ, сокрушенно вздыхал, ссылаясь на первый отдел.

За окнами зашумел ветер и по окнам забарабанили твердые капли дождя, заполняя возникшую паузу в монологе. Перемена в погоде подтолкнула к смене темы разговора.

– Михаил Георгиевич, а я вашу чеканку в кают-компании собираюсь повесить. – Пущкин размашисто улыбнулся, поворачиваясь всем телом к Кольцову- Ту самую, что вы мне на день рождения подарили.. С видом на Петропалвовку. Мастерская работа. Никто не верит, что автор не профессиональный художник.

– Смотри, лодку не перегрузи, Александр Сергеевич. Сам знаешь какое водоизмещение у нас крохотное.

– Нет, правда – почему бы вам свою персональную выставку не открыть? Даже того, что здесь на даче представлено, вполне хватило бы.

Кольцов пропустил мимо ушей льстивое и явно риторическое предложение.

– А ты, Иван, какую область медицины избрал для себя? Хирургию, конечно? Всегда завидовал хирургам, особенно кардиохирургам.

Он отвечал, что еще не определился, и хотя занимается в СНО по торакальной хирургии, но сейчас все больше склоняется к мысли, что общая хирургия интересней, разнообразней, там больше простора для рук. В конце концов, сердце – это только мышца.

– Кстати, Миша, ты давно не делал кардиограмму. Глотаешь валидол горстями, вместо того, чтоб к врачу сходить.

– Ну, мало ли чего я давно не делал, – Кольцов выразительно посмотрел на жену, пытаясь вызвать ее смущение, но это ему не удалось.

– Лена, я вижу пора убирать бутылки.

– Время убирать и время собирать… бутылки. А главное – время сдавать. Когда-то это помогало дотянуть до зарплаты. Я иногда с ужасом думаю, сколько же денег прошло через мои руки! Не буду говорить насколько мы их оправдали, думаю, что все-таки оправдали… Но с возрастом люди становятся скупы, и сейчас я далеко не так просто воспринимаю миллионные бюджеты моего КБ. «Жигули» можно было бы каждому подбирать под цвет глаз.

Пушкин тяжело вздохнул и солидно покачал головой, демонстративно подтверждая свое согласие с таким выводом.

– А что, если нам перебраться в гостиную и разжечь камин? Но перед этим предлагаю выпить за ваш союз, молодые люди. Достаточно беглого взгляда, чтоб понять – вы пара, и поверьте, я редко кому это говорил.

Потом Пушкин заспешил на электричку, пришлось выпить еще на посошок. Последняя порция водки оказалась лишней. Какое-то время он заставил себя сидеть, как ни в чем не бывало, улыбаться, выдавить из себя : «Конечно, с удовольствием» в ответ на предложение послушать Вертинского, но скоро понял, что сопротивление бесполезно и , стараясь избегать резких движений, встал и вышел прочь. Не замечая дождя, медленно, словно за ним могли наблюдать, прошел по заросшему участку к задней калитке и, пройдя еще несколько метров, очутился в лесу, где его уже никто не мог видеть.