– Вот видишь, что ты наделал ? Потревожил сон… – притворно сердилась она, раскачивая коляску и ища примирения. – Какое ты имел на это право? – и видя, что он все еще набрякший, продолжила – Недавно мы гуляли с ним здесь, какая-то старушка заглянула в коляску : «Ой, – ангел небесный!», и правда – только в эту пору человек чист, одно любопытство и доверие к окружающему миру.

– И, как всякий ангел, целиком зависим от чужой воли. Ничего хорошего. Вот сейчас, ты ведь не согласишься находиться в чьем-либо распоряжении.

– Знаешь, – ответила она после паузы, – на самом деле я всегда этого хотела – кому-нибудь принадлежать.

«И в этом она права. Конечно, куда нам…» – подумал он, снова завороженный игрой света на ее лице… Их первая встреча была мимолетной. Знойный, июльский день, сверкающая вуаль фонтана у Казанского собора, невесомые брызги долетают до лица… У него было здесь деловое свидание с Кариной, и та сказала, что поджидает подругу. Он поговорил с Карой и уже собирался уходить, как подошла она, под руку с мужем – высоким, плечистым, самоуверенным. Оба очень хорошо одеты, и она так по-домашнему уютно льнула к его плечу, как к верной опоре в вечной любви. Они недавно вернулись из Польши, где муж служил офтальмологом в нашем военном госпитале, и выглядели лучезарно-счастливой парой. Тогда он не подумал о ней так, как бывает при знакомстве с красивой женщиной, просто шевельнулось что-то, похожее скорей на зависть. Устыдившись своих отечественных брюк, отклонил предложение пойти посидеть с ними где-нибудь в баре, сделанное с их стороны лишь из соображений этикета, и они раскланялись. Но что-то заставило посмотреть им вслед. «Ты права, твоя подруга, конечно, красивая женщина, – сказал он потом Каре, – но мне, что до этого?». Тогда, у Казанского, он не мог за одно мгновение разглядеть в ее карих глазах того, что потом будет видеть в них всегда – усмешку и грусть одновременно, и что будет так ему нравиться всегда.

– Кому-нибудь принадлежать… А разве ты не принадлежишь ему? – указал он на коляску.

– Оригинальное умозаключение… Молодец. Слушай, как ты оказался в армии? Сам захотел? Костя- понятно, он академию заканчивал, а ты?

– По приказу министра обороны. У нас же военная кафедра в институте была, мы все лейтенанты медицинской службы после выпуска. И нас призывают на два года офицерами. Все по закону.

– Это я знаю. Но, не всех же призывают. Неужели нельзя было увильнуть как-нибудь?

– Можно было, конечно, но я решил, лучше уж в армии, чем два года торчать в поликлинике, куда я был распределен. Хоть денег заработаю. И потом, чему ты удивляешься? Ты ведь тоже офицерская жена, да и папа у тебя военный медик.

– А как твоя жена к этому относится, к твоей службе в такой дыре? Она там работает или дома сидит, как я во Вроцлаве в свое время?

– Она живет и работает здесь. Тебе Кара не говорила – мы практически в разводе… Все никак не можем решиться точку поставить.

“Зачем он это ей говорит? Ведь ей абсолютно все равно, женат ты или нет. Так же, как тебе до лампочки существование Кости. Это никак не заслоняет главного».

– Когда ты летишь?

– Завтра. Я говорил.

– Я помню. Во сколько?

– В шестнадцать часов. А что? Ты хочешь знать точное время, когда я реально, то есть уже и впрямь, начну витать в облаках?

– Просто хотела знать, когда у тебя самолет. Мне пора, извини.

Прежде, чем встать, он все-таки решился и достал из кармана сложенный лист бумаги.

– Прочти, когда уеду. Бред, конечно, но раз уж сподобился… – он недовольно сощурил глаза. – Мне надо таблетки глотать, что-нибудь седативное, прежде, чем тебя увидеть… И после тоже.