Аль недоуменно пожал плечами. У Должников тоже жизнь не сахар. Дерьмовая, прямо скажем, жизнь – в ежеминутном ожидании приказа, после которого не возвращаются. И все же умеют смеяться Должники. Радоваться солнцу и близости с девушками. Умеют дурачиться и разыгрывать друг друга. В общем, ценят каждый прожитый день. И непонятно Алю, чего такого страшного должно приключиться с людьми, чтобы они дошли до подобного состояния мрачности, как эти барабанщики.

И ладно, если б только они. Такие же лица были у всех мужчин и женщин, стоявших за пределами круга из костров.

Одежда присутствующих тоже вызвала недоумение Должника. Представители обоих полов носили нечто вроде коротких свободных платьиц.

«Туника, – пришло на ум Алю ри Эстану название такой одежды. – А мужчины и женщины и есть те самые трагги, или люди-однодневки, о которых говорили Эрхал и Темьян».

Наставник оказался прав – знание и в самом деле пришло на помощь Должнику. Алю вдруг показалось, что оно было с ним всегда, что он родился на свет с полным, абсолютным знанием. Но в течение первого года своей жизни все забыл. И вот теперь, в нужный момент, припомнил вновь. Правда, лишь то, что могло помочь или помешать выполнить задание Змееносца.

Сам того не замечая, Аль понимал и легко изъяснялся на чужих языках. На саарском они разговаривали с Эрхалом и Темьяном в Яме, теперь же Должник воспринимал речь трагги, как родную.

Поскольку люди-однодневки могли оказаться помехой, Аль вообще «вспомнил» о трагги очень многое. Видел слабые и сильные стороны каждого из них. Знал, каковы они в бою. Как лучше противостоять им, куда бить и как защищаться.

«Если понадобится, я смогу расправиться со всем племенем сразу, причем тысячами разных способов», – осознал Аль.

Но пока такая задача не стояла.

Должник продолжал с интересом оглядываться вокруг и вскоре пришел к выводу, что эти трагги – очень странные люди. Подчеркнутая мрачность лиц. Чудная одежда, тем более для мужчин. Мужчины должны носить штаны и рубахи, а не эти легкомысленные туники, которые и женщине-то надевать зазорно.

От толпы отделился жрец, миновал огненный круг и подошел к Темьяну. Встал рядом и заговорил гортанным, полным торжества голосом, обращаясь к соплеменникам:

– Зверь победил пять стихий, не уронив на землю ни капли своей крови. Провозглашено – он избранный!

Жрец поворачивался в разные стороны и повторял снова и снова эти слова. В ответ неслись восторженные крики толпы:

– Зверь!.. Победил!.. Избранный!..

– А я? – тихонько спросил у жреца Эрхал.

– А ты – нет. Тебя ранили во время боя сартавви. Тогда архимаг Живицы еще был жив, – не разжимая губ, прошипел жрец.

Эрхал вздохнул, как показалось Алю, с облегчением.

В круг костров ворвались мужчины и женщины. Окружили Барса плотным кольцом, оттеснив жреца, Эрхала и Аля в сторону, и принялись громко восклицать что-то невразумительно-восторженное.

Они старались прикоснуться к Темьяну-Барсу, а затем падали перед ним на колени, кланялись, утыкаясь лбами в серый туман, словно молились.

Некоторые неумело плакали, размазывая по щекам редкие слезинки, а другие, напротив, пытались улыбаться. Но улыбки получались у них еще хуже, чем слезы, и Аль вдруг отчетливо осознал, что эти люди сейчас впервые в жизни выказывают столь непривычные и несвойственные им эмоции.

Барс от происходящего совсем ошалел – сидел, разинув пасть, вывалив розовый язык, и растерянно смотрел на царящую вокруг него суету.

Жрец, единственный из трагги, не участвовал в столпотворении. Он застыл поодаль, скрестив руки на груди, надменно вздернув подбородок и, как обычно, глядел поверх голов. Его осанка не потеряла величия, как и положено вождю, но Аль явственно разглядел подозрительный блеск в его глазах. Жрец, несомненно, разделял чувства людей своего племени и сдерживал собственные бьющие через край эмоции из последних сил. Видно, победа Темьяна значила для трагги очень много.