Он смахнул Майклсона со скамьи и лег под штангу сам. Хари так же неторопливо поднялся на ноги и встал рядом, спиной к снаряду, совершенно неподвижно. Только желваки на скулах ходили.

Неандерталец – Боллинджер – перехватил штангу.

– Вес пошел. Два-ноль-ноль. Начали. – Когда на дисплее высветилось «200», он без особого напряга начал качать вес. – Видал? В этом твоя ошибка – недогружаешь.

– Давай, Хари, пошли отсюда, – сказал я. – Мне правда надо с тобой поговорить.

– Тебе нечего сказать такого, что мне нужно услышать.

Я набрал полную грудь воздуха и – была не была!

– Типичный работяга, – презрительно бросил я, и на миг мне показалось, что вышло совсем по-отцовски.

Майклсон обернулся ко мне, точно поворотный кран:

– Что?

– Вы, низшие, все как один. «Отвали, кореш, это не мое дело». Это наследственное. Вот почему вам никогда не выбраться из трущоб.

Майклсон сделал ко мне шаг. Один. Глаза его горели.

– Ты просто напрашиваешься, чтобы я отвернул тебе голову.

– Ну, в общем, да, – признался я. – Именно так.

Он моргнул:

– Что-что?

– Какое слово тебе непонятно?

Он присмотрелся ко мне, потом скривил губы в хищном оскале: очень много зубов, и никакого веселья.

– Я – за.

– Ладно. Тогда пошли в додзё.

– Давай. Только погоди немного…

Он обернулся к снаряду. Плечи Боллинджера слегка подрагивали – он поднимал штангу уже в четырнадцатый раз. Когда груз оказался в наивысшей точке, Хари нагнулся и резко ударил здоровяка ребрами ладоней по локтевым сгибам. Руки Боллинджера дрогнули, и штанга рухнула ему на грудь. Выкатив зенки, он попытался было выдавить: «Стоп! Стоп!» – но ему не хватало воздуха.

– Знаешь, не стоит качаться без помощника. – Майклсон потрепал его по щеке и ухмыльнулся мне: – После вас, мадам.

Я ухмыльнулся в ответ:

– Спасибо, мисс!

Огрызнулся удачно. И все равно мурашки побежали по спине. Я начал понимать, как опасен может быть Хари Майклсон. И решил, что буду с ним чертовски осторожен.

Додзё находятся точно над гимнастическим залом, этажом выше. Они разного размера и конфигурации, но одно у них общее – пол и стены из трехсантиметрового слоя сорбатана: чтобы не расшибиться. И на одной стене прозрачный сорбатан всегда прикрывает зеркало – чтобы наблюдать за своим «боем с тенью» или вроде того.

Мы с Майклсоном встретились в зале. Я уже надел обязательную полуброню: сантиметр сорбатана прикрывает локти, колени, голову, шею и жизненно важные органы. Майклсон остался в пропотевшей футболке и мешковатых панталонах – и все.

– Ты не надел броню, – заметил я.

– Гениально, Бизнес-мальчик. – Он глумливо усмехнулся. – И как ты заметил?

Чтобы успокоиться, я представил себе ночное небо Надземного мира – силуэт дракона на фоне полной луны. Если не справлюсь, то так и не увижу этого в натуре.

– Ну, – начал я, – броня полагае… – И тут он врезал мне со всех сторон разом.

Ощущение было такое, словно в молотилку попал. Он коленями бил меня по неприкрытым бедрам, локтями и кулаками – по ребрам, лбом – под ложечку, и, прежде чем до меня дошло, что происходит, намордник мой уткнулся в пол, руки-ноги почему-то не двигались, и было дико больно.

– Будешь еще рассказывать про подлых работяг? – Голос над моим ухом звучал громко и отчетливо, и внезапно меня пронзила мысль: я могу здесь сдохнуть.

Если он захочет, то убьет меня. Легко.

И ничего ему не будет: несчастный случай на тренировке. Будет жить как прежде – а меня через миг не станет.

И похоже, что ему этого очень хочется.

Странное чувство: кишки превращаются в воду, руки-ноги обмякают, на глаза выступают слезы, – наверное, это неосознанный рефлекс: притвориться слабым и беззащитным в расчете на ответный родительский инстинкт. Но мне почему-то казалось, что у Майклсона с такими инстинктами туго.