Хорлай кашлянул за спиной, и она сжала кулаки. В кроне старого вяза, что одиноко высился за поворотом Горыни, заполошно заорали вороны. Керана побелела от нахлынувших подозрений и прижала пальцы к задергавшемуся уголку глаза. И без этих криков ей было сейчас до смерти тошно.

– Два вплела, Хорлай. Два! Так смотришь, что дыру в доспехе проглядишь.

Он вздрогнул от неожиданности, отвернул голову и втянул ее в плечи. Проклинал сам себя, что язык в помело брехливое к старости превратился и за зубами не держится, а когда повернулся, то понял, что добром для него этот разговор вряд ли закончится. Керана смотрела на него в упор, и вместо теплого янтарного блеска в ее сузившихся от злобы глазах заплескалось желтое бешенство.

– Что она здесь делала? – прошипела иларис, запинаясь от ярости.

– О дальнем дозоре выспрашивала, – едва выдавил он, пряча глаза.

– Так… – она скрипнула зубами. – Продолжай.

– Знать хотела, когда Войдан в Плиссу вернется.

Сейчас Хорлай ничего не желал сильнее, чем оказаться на другом берегу Горыни, еще лучше за Волмой, а то и с самим дальним дозором на побережье Янтарного моря. От гнева иларис его спас вестник. На камень зубца башни из полутьмы бесшумно упала сова, сложила крылья и покрутила круглой головой. Керана сделала шаг вперед, сорвала с ее лапы свиток, развернула, беззвучно шевеля губами, нахмурилась и протянула послание Хорлаю, словно и не впадал только что в немилость старший Дозорной. Тот пробежал по свитку глазами, сдвинул шлем на затылок и задумчиво огладил коротко подстриженную щетку волос.

– Кто ж додумался из такого места знак подать? – пробормотал он и вытянул шею, заглядывая за стену. – Не успеть туда. Все одно мертвяки к себе до рассвета утащат.

Иларис, которая в нескольких строках послания, в отличии от Хорлая увидела не только чей-то призыв о помощи, решила, что не поедет сегодня к отряду Войдана. Вестника ему отправит, чтобы ждал, а сама к Стоходу. Те три слова, что заканчивали сообщение дозора, и которыми же сигналили с людской стороны, были не просто знаком для навьев. Она сразу поняла, что тот окоченевший и никому неведомый гонец из маленького монастыря, едва не добравшийся до Плиссы прошлой зимой и найденный дозором в снегу уже почти бездыханным, в самом деле шел к ней. Не поверила тогда, отмахнулась, а кто-то, значит, все-таки отыскал рукоять от меча, которая являлась ключом к давно утраченному для навьев Ожерелью Невесты. Проведя множество бессонных ночей в библиотеке с древними свитками, она была прекрасно осведомлена, что сулит обладание этим украшением его владельцу. Но она и не настолько глупа, чтобы броситься сломя голову в мастерски состряпанную ловушку. И сейчас, всматриваясь в сумерки, она пыталась вспомнить: как же звали того старца из обители Святого Орма, что прислал монаха? Всечет? Никогда и не слышала раньше о таком. Если бы не сестра, решившая встать у нее на пути – а иначе этот внезапный интерес к старшине дальних дозоров и не объяснить – бровью бы не повела, и того гонца, испустившего дух еще на лошадином крупе перед воротами, не вспомнила бы. Теперь же она закипала ненавистью – никто не посмеет приворожить ее выбор! Мысли помчались подобно весеннему половодью, сталкивались быстрыми потоками, заполняли разум, тревожно кружились, путались, связываясь в прочные узлы неразрешимых загадок. И она подумала, что по крайней мере один из дозорных видел эти слова, начертанные огнем с того берега Волмы. Девичья рука чертила – мужская бы не поднялась. Со своего воина она колдовской наговор снимет, если тот потребует. Однако, поведала ей как-то старая нянька Каса, рассказывая долгими зимними вечерами одну сказку за другой, что лучше той, что рискнула суженого ночью из Плиссы звать, для воина не найти. Может, и в самом деле к лучшему этот знак? Кому-то из дозорных приглянется и девицей желанной станет. Сейчас же ей самой позарез необходимо узнать, где припрятали ожерелье. И она обязательно навестит того, кто осмелился бросить ей вызов этими женскими руками, хотя бы для того, чтобы собственноручно сдавить ему горло, заглянуть в выпученные от ужаса глаза, а затем бросить полуживое тело в болото. Но еще больше она желала знать: кто же стоит за спиной монахов из Герсики? До смерти желала знать.