Глухой забор выплыл из темноты. Крепкий хутор старика Спыха на дороге в Замяту, огороженный высоким тыном и прикрытый узкой полоской леса и со стороны Стохода, и от наезженного тракта на Герсику, встретил ее оглушающей тишиной. Спроси ее кто, как добралась сюда, как отыскала на пустоши у сгоревшей дотла хибары пастухов потайной лаз, что указал как-то спыховский малец, давным-давно утонувший в Скриве по ледоставу, так ни одного слова бы в ответ сказать не смогла. Она проползла два десятка саженей на одном вдохе, выбралась из подполья в амбаре и, трясясь от холода, прижалась к теплому лошадиному боку. Животина тихонько фыркнула, скосила влажный глаз на нежданную гостью, и затихла. Притихла и Лагода, прикорнув рядом с ней на снопах соломы.

Корт Наслав слушал молодую иларис Керану, недовольно потирая подбородок. Стоял перед ней посреди двора, закусив губу, смотрел в сторону, старательно отворачиваясь от янтарных омутов в ее глазах, мрачнел с каждым словом.

– Нельзя одной, – сказал в который раз. – Вот, что хочешь со мной делай, госпожа. Костьми лягу, но не пущу.

Он уже устал объяснять, что старая иларис Озара, хоть и собирается в скором времени взойти на погребальный костер, но пока еще никак не собралась и крепко сидит на скамье власти Плиссы, а ее дочь, пусть и готова заменить мать, но ведь не заменила же. Не может он ее отпустить, да и лишних воинов у него нет, чтобы защитить в дороге. Лукавил, конечно, прикрываясь и именем Озары, и заботой о безопасности ее дочери. Знал, что не воины щитом ей будут, а сама Керана отведет от себя и спутников любую беду, но уперся, пытаясь заговорить и остудить ее гнев. Однако переубедить не получалось.

– Сама ведь ворота открою. Как остановишь?

– Пришлют наказ, сам с тобой поеду.

– Вот уж никогда бы не подумала, что в Плиссе глухого могут страшим над воинами поставить, – процедила она сквозь зубы, положив руку ему на плечо. – Солнце зашло, а как звезды появятся, то у Проездной башни пусть спутники ждут. Стражу предупреди.

– Незачем дозору мешать, госпожа. Лучше Войдана никто не знает, как ему службу нести, – недовольно ответил корт, почесал переносицу и добавил на всякий случай тревоги в голос: – Да и опасно тебе там.

Тонкие черты ее бледного лица застыли, ноздри, подрагивающие от раздражения, зло втянули воздух, полыхнуло желтизной под ресницами.

– Следи за звездами, Наслав!

Она презрительно скривилась, но пухлые губы никак не хотели изогнуться уголками вниз, да и косой взгляд получился, скорее неприличным, чем насмешливым. Но слова больше не сказала, развернулась и направилась через двор к Дозорной башне, и уже не видела, каким обеспокоенным стал корт Наслав, когда прищурился ей вслед. Стоял, теребя ухо, задумчиво смотрел и на ее крепкие сапоги с окованными носками, и на штаны, покрытые, как чешуей, железными пластинками, и на короткий клинок у бедра, тускло отсвечивающий в сумерках заклепками на ножнах. Осознавал старый воин, что настоящую силу в себе почувствовала желтоглазая дочь Озары. Оружие из рук не вырвать, все деревянные чурки для очага у себя в покоях искромсала мечом в щепу, а уж словами, которые никто и выговорить-то не сможет, кроме самой повелительницы Плиссы, кого хочешь к земле вмиг прислонит. Покачал головой, подумал, что надо бы добиться у Озары запрета для дочери по первому хотенью мчаться на лошади к дальнему дозору в сопровождении всего двух воинов. Полдюжины! А то и дюжина должна глаз с нее не спускать даже днем. Под дверями с сегодняшней ночи пусть стоят, под окнами, да хоть за косу ее держат, чтобы… Запнулся мыслями, кинул еще один взгляд в прикрытую пластинами доспеха спину Кераны, которая уже почти достигла крепостной стены, и усмехнулся. Сердце второй раз не ударило, как рассмотрел заплетенные волосы и красный шнур над воротником. Стар уже стал, рассеян, забыл, что и на молодую иларис когда-то должна была свалиться эта напасть из чувств.