– У синьора Фарелли совершенно другой тип реакции, – объяснил разумник. – Вы, милорд, изо всех сил сопротивлялись, вот напряжение и привело к такому эффекту. А ваш достойный итлийский друг любое воздействие охотно принимает, но так же легко пропускает его через себя. Разница как между каменной стеной, что отражает удары, и сетью с крупными ячейками. Не скажу, что работать с ним было легче, чем с вами, – добавил он, вытащил из-за манжета белоснежный платок и промокнул им лоб. – Если бы не настоятельная необходимость торопиться, я посчитал бы это великолепной практикой. Провёл ряд опытов, сделал необходимые замеры…

В его голосе слышалась мечтательность увлечённого своим делом мастера, которую Лучано не мог не оценить. Так мастер Ларци говорил о зельях, Аластор – о лошадях, а сам Лучано – о благовониях.

И тут в дверь постучали, Аластор откликнулся, и в палате мгновенно стало тесно. Уже далеко не юная, но очаровательная дама бросилась к нему, присела на край постели и заключила Альса в объятия.

– Мальчик мой! – выдохнула она, вглядываясь в лицо Вальдерона. – Дорогой… Как твои раны?!

– Матушка… – шептал Альс, обнимая даму. – Ну что вы, право… Всё хорошо. Я уже почти здоров, клянусь Благими. Не стоит вашего беспокойства… Ну же, матушка…

– Прости, дорогой мой. – Дама нехотя разомкнула объятия, но не встала, а осталась сидеть рядом, держа его ладонь в своих и с любовью и беспокойством разглядывая смущённого сына. – Ты жив. Я никогда не устану благодарить богов…

Как и ожидал Лучано, она оказалась на редкость хороша, однако не броской красотой Беатрис, а более тонким очарованием. Золотистые волосы, нежная бледная кожа и ясные голубые глаза – на первый взгляд ничего особенного, хотя в Итлии этого было бы довольно, чтобы считаться красавицей. Но в синьоре Вальдерон было что-то ещё, помимо прелести дорогой фарфоровой куклы. Её глаза светились нежностью и добротой, а весь облик дышал достоинством, которое напомнило Лучано тётушку Айлин.

И дело даже не в том, что обе дамы были голубоглазыми золотистыми блондинками. В остальном они казались не слишком похожими внешне. Госпожа Элоиза – высокая, тонкая, с резкими чертами лица и стремительными движениями. Синьора Вальдерон – на голову ниже, с изящным, но при этом приятно округлым станом и грудью, которой могла бы позавидовать иная юная красотка. Совершенно разные, они могли бы быть сёстрами по тому обаянию, которое излучали. И было совершенно понятно, почему король в своё время так увлёкся тогда ещё юной синьориной, что изменял с ней такой невесте, как Беатрис. Лучано и сам из двух женщин выбрал бы эту, как бы ни была великолепна другая. Беатрис похожа на чашу сладкого, пьянящего, но ядовитого зелья. Синьора Вальдерон – на источник чистейшей ключевой воды.

Не без труда отведя взгляд от женщины, шепчущей что-то Альсу, он быстро осмотрел остальных, пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания. Высокий светловолосый синьор так походил на Аластора статью и выражением лица, что здесь и гадать не нужно – отец. Да, не по крови, но точно по духу. Подойдя к Айлин, он склонился в нижайшем почтительном поклоне, а потом поцеловал протянутую ему руку синьорины с явным благоговением.

– Никогда не забуду… – слышал Лучано негромко сказанные с дрожью слова. – Ближе родных дочерей… моё дорогое храброе дитя… заслужить ваше прощение…

– Что вы такое говорите, милорд? – отчаянно и звонко запротестовала Айлин, заливаясь краской. – Разве я могла поступить иначе? И… всё ведь обошлось, правда? Милостью Благих!

«И ещё тем, что она шагнула в пасть Баргота вместо Альса, – подумал Лучано. – О да, этому синьору и его жене есть, за что благодарить синьорину магессу».