Я медленно кивнула, унимая колотящееся сердце. Он жив. Творец, будь милосерден к нему!

– Это прискорбная новость. Спасибо, что потрудились сообщить лично.

Моим голосом, казалось, можно колоть лед. Советники притихли, а я, опустив взгляд на руку, увидела под своим кулаком темное пятно на столешнице – огонь опалил ее. Пламя тут же исчезло, и все в зале вздохнули свободней. Я отбросила нагревшуюся рукоятку и объявила об окончании собрания. Нужно было привести мысли в порядок, иначе я того и гляди воспламенюсь.

Уже в своих покоях я с остервенением плеснула себе в рюмку травяной настойки и залпом ее осушила. Этот горький вкус стал моим верным спутником четыре дня назад. Наверное, я попросту не могла справиться со своей болью без помощи. Даже если это хмель или капли Мансура. Лучше уж глотать настойку, чем вновь пристраститься к капелькам «отца».

За окном темнело, и в покои несмело заглянула служанка. Пока она зажигала лампы и свечи, выгребала из камина золу и заново зажигала его, я задумчиво смотрела в окно. Казалось, совсем недавно за каменной оградой бесновались бунтовщики. Тогда Амир усилил мое пламя, и оно разогнало огромную толпу. Теперь некому было меня усилить. Разве что Игле, но ей и самой приходилось непросто. Она, как и я, ждала дня, когда бичура отведет нас к берегу Янгара и позволит поговорить с русалкой. Нечисть поставила условие: для начала я должна набраться сил – и телесных, и душевных.

«Нельзя нырять в воду такой слабой, как ты. Утопнешь, и дело с концом», – сказала она, отчего я скрипнула зубами от злости.

Каждый день я готова была нестись к реке и просить русалку о помощи, но каждый день себя останавливала. Если утону, ничем не помогу ни Амиру, ни его друзьям.

Служанка уже закончила и собралась уходить, когда в дверь громко заколотили. Снаружи донесся женский вопль. Снова Лира… Похоже, она узнала об Амире. Пришла бить или обвинять?

Я велела служанке впустить сестру воеводы и напряженно опустилась в кресло. На плечи навалилась дикая усталость, но перед Лирой нужно во что бы то ни стало держать лицо. Не хватало еще показать слабость хрустальной девочке.

Она ввалилась в мою спальню, с силой распахнув дверь. До тошноты милое лицо раскраснелось от слез, Лира неистово кашляла, давясь рыданиями.

В ее глазах плескалось столько безысходности, что мое сердце сжалось. Мне самой хотелось расплакаться так же сильно, но все слезы я уже, похоже, выплакала за предыдущие ночи.

– Ты знаешь об Амире? – просипела Лира, давясь громким всхлипом.

Я напряженно кивнула, ожидая новых обвинений, но вместо этого хрустальная девочка просто осела на пол и разрыдалась еще сильнее. Я долго боролась с собой, но все же опустилась рядом с ней на колени и успокаивающе погладила по растрепавшимся волосам.

– Я люблю его… Так люблю… Почему это случилось именно с ним? – лепетала Лира, и все внутри меня сжималось. Почему это случилось именно с ним? Я знала, что виновата во всем сама. Глаза защипало, а горло сдавил невидимый кулак. Я должна была держать лицо, но вместо этого расплакалась, прямо как Лира.

– Почему ты не скорбишь по нему? Он был совсем тебе не нужен? – выпалила она, поднимая голову и в изумлении впиваясь взглядом в мои влажные щеки. – Или ты просто… хорошо скрываешь боль?

Я промолчала, утерев нос и щеки.

– Сядь в кресло. Пол холодный. Заболеешь еще. – Мой голос звучал сдавленно, но твердо. Я старалась.

Лира послушалась и кое-как поднялась на ноги, непрестанно всхлипывая. Я вытащила еще одну рюмку и щедро плеснула нам настойки.

– Я… я не буду, – пролепетала она. – Я вообще ничего не могу сейчас есть и пить. Он умер, Амаль! Он умер!