– Конечно, Нур! – тепло сказала я, сжав в руке ее прохладную ладошку.

– И больше ни за что не выйду замуж, – продолжала она уже более веселым тоном. – Я сама себе хозяйка, зарабатываю деньги и кое что могу себе позволить в этой жизни – совсем как вы, абла! Как бы я хотела стать врачом…

Слова девушки вернули мои мысли к событиям, предшествовавшим моему удивительному путешествию на борту этого корабля.

С тех пор как меня уволили из Отдела медицинских расследований, я откровенно маялась от безделья. И это несмотря на другие два моих занятия, оставшиеся при мне: преподавание в Первом меде и работу в собственной больнице, где я занимаю должность старшего анестезиолога отделения. Андрей Лицкявичус, бывший глава Отдела, перенес серьезную операцию и оказался отстранен от дел на неопределенный срок, а человек по фамилии Толмачев, пришедший на его место, отвратительный тип, спал и видел, как бы расформировать вверенную ему организацию! У него это почти что получилось[2]. Леонид Кадреску, наш патологоанатом, подал заявление об уходе, а потом у Толмачева появилась отличная возможность избавиться и от меня. Последнее расследование, не санкционированное новым шефом и проводимое исключительно на добровольных началах, позволило ему объявить о моей «профнепригодности» и выгнать с треском. На самом же деле, думаю, все обстояло несколько иначе. Толмачев вбил себе в голову, что мы с Лицкявичусом – любовники. Поэтому, очевидно, он решил, что я представляю для него угрозу, как его шпион, а потому должна уйти.

Никто так не радовался моему увольнению, как Олег Шилов, мой благоверный. Он надеялся, что увлечение расследованиями у меня пройдет, как только двери пресловутого ОМР захлопнутся перед моим носом. Он просчитался. Последние несколько лет я питалась чистым адреналином, который впрыскивался в мою кровь во время работы с делами Отдела. Теперь мне страшно этого не хватало, и я просто не представляла, чем себя занять! Кончилось тем, что я с остервенением налегла на английский, который начала изучать в позапрошлом году, и вместо двух вечеров в неделю стала посвящать языку уже четыре. Кроме того, я пошла на фитнес. Спорт не входит в круг моих излюбленных занятий, как ни пытался Олег заинтересовать меня йогой, которой увлекается сам, у него ничего не получилось. Однако теперь, имея свободного времени больше, чем нужно, я решила, что пора мне наконец заняться собственным телом. Проблем с лишним весом у меня никогда не возникало – главным образом потому, что с институтских времен я привыкла держать себя в жестких рамках и время от времени «посиживать» на диете, чтобы избавиться от лишних калорий. Однако к сорока годам начинаешь замечать, что кожа постепенно теряет эластичность, мышцы утрачивают упругость, а суставы – былую подвижность. Необходимо было срочно принять меры, пока не стало слишком поздно, поэтому я и занялась фитнесом с тем же рвением, с каким раньше его избегала.

Олег меня просто не узнавал. «Знаешь, – как-то сказал он, – мне кажется, тебе вот что важно: чем бы ни заниматься, лишь бы поменьше находиться дома». Да кто бы говорил! Шилов проводит на работе по восемнадцать часов в сутки, являясь заведующим отделением травматологии и ортопедии в той же больнице, где работаю я. Но, разумеется, в тех случаях, когда ему случается попасть домой пораньше, он желает видеть там свою супругу. Я и правда предпочитаю активные действия сидению в четырех стенах – хватит, за двадцать лет своего предыдущего замужества я наелась «семейного счастья» по самое темечко! Теперь у меня взрослый сын, новый муж – и совершенно новая жизнь, которой можно только позавидовать. И все же я чувствовала себя более счастливой, работая в Отделе, выполняя полезную и нужную, а иногда, что уж тут скрывать, и откровенно опасную работу. Вот и сегодня я с тоской думала о том, что, возможно, совершила ошибку, позволив Толмачеву так легко со мной расправиться. Ведь могла же я пойти прямиком к вице-губернатору Кропоткиной, которая и «подрядила» меня в ОМР, и пожаловаться на несправедливое обращение. Гордость не позволила мне этого сделать, а сейчас уже поздно что-то менять: если не позвали обратно за два месяца, прошедшие со времени моего ухода, значит, уже и не позовут никогда.