Завтра-послезавтра уйдет как новенький, возможно, через пять-семь лет окажется в еще худшем состоянии, чем сейчас, потому что пить не бросит, сколько его ни предупреждай. Характерная сутулость, тонкие для мужчины руки и сизые прожилки на носу говорили о том, что этот человек закладывает за воротник не первый год, а может, и не первое десятилетие. Надо добавить к зельям снотворное, чтобы унять беспокойство и раздражительность, которые непременно появятся, когда организм поймет, что его лишили спиртного.

С родильницей и вовсе ничего не нужно было делать, только убедиться, что все в порядке. Может, даже вечером Ланс ее и отпустит, орка и так начала ворчать, дескать, бабки в поле рожали, а она, как неженка, на кровати валяется. Сразу видно – у нее первый ребенок, матери со стажем, наоборот, пользовались возможностью день-два отдохнуть в палате, пока за детьми и хозяйством присматривают бабушки.

Немного сегодня пациентов, лето, в клинику попадают только те, кому совсем невмоготу. Осталась последняя.

Пациентку, которую вечером привезли родственники из пригорода, Киран устроил в отдельную палату. Запах мертвой плоти шибанул в нос, едва Ланс открыл дверь.

Женщина с мягким круглым лицом смотрела на целителей с надеждой, которую они оправдать не могли. Ланс говорил и видел, как на этом лице проступает отчаяние.

– Я не хочу стать калекой, – прошептала она.

– Ни один целитель не в силах оживить то, что уже мертво. Мне очень жаль.

Женщина кивнула, глаза ее стремительно наполнялись слезами.

– Я понимаю… Просто…

– Мы отнимем ноги ниже колена. Можно сделать протезы. Вам придется заново учиться ходить, но вы сможете справляться без посторонней помощи.

– Мои братья меня не бросят. – Она помолчала. Добавила резко: – Когда? Не хочу передумать.

– Сегодня. Мы дадим вам снотворное зелье, чтобы вы не волновались, прямо сейчас. Еще одно, сильное, перед самой операцией, и поддержим сон заклинанием. Вы ничего не почувствуете, – пообещал Ланс.

Выйдя из палаты, он поколебался мгновение, раздумывая, не провести ли операцию прямо сейчас, оттягивая беседу с монной Озис. Нет, сочтет за пренебрежение и разобидится, а обижать благотворительниц нельзя, как бы навязчивы они ни были.

– Простите, что заставил вас ждать, – преувеличенно бодро произнес он. – Пациенты требуют внимания. Ведь все это ради них, в конце концов, верно? – Он жестом пригласил гостью в кабинет.

– Чай? Кофе? – поинтересовался Ланс, когда все полагающиеся этикетом слова были произнесены и посетительница устроилась в кресле.

– Кофе. У вас великолепный кофе.

Ланс пристроил джезву на спиртовку – после утреннего обхода и лечения, да перед операцией, тратить магию на то, чтобы сварить кофе, не хотелось.

– Я принесла собранное на вчерашнем балу, – сказала монна Озис.

Она выложила на стол банковский чек. Вчера в конце благотворительного вечера ящик с пожертвованиями открыли и пересчитали собранное под аплодисменты гостей. Но обычно дама являлась с чеком к обеду, хорошенько выспавшись после бала.

– Вы, как всегда, полны энергии, – улыбнулся ей Ланс, едва удержав на языке «в вашем-то возрасте».

Он порой завидовал неукротимому стремлению к деятельности этой дамы и надеялся, что к ее годам будет хотя бы вполовину так же бодр.

– Чем быстрее вы пустите деньги в дело, тем лучше, верно? – Она вернула улыбку.

Ланс набросал расписку, протянул благотворительнице, добавив:

– Хотите ознакомиться с бухгалтерской книгой?

– Что вы, что вы, – ожидаемо замахала она руками. – Как вы могли подумать, будто кто-то из нас усомнится…

– Все же я сделал для вас копию. – Он протянул ей листы, исписанные цифрами. – Может быть, сгодится вместо снотворного.