– Это моя обязанность, – мягко улыбнулась старшая медсестра. – Ирина Николаевна поручила – я выполняю.

Последняя фраза прозвучала строго и многозначительно, мол, не по своей инициативе я вас, доктор, поучаю, а потому как велено. Моршанцев понял намек и немного удивился тому, почему заведующая отделением не сказала ему этого сама. Да и зачем проговаривать ему, врачу пусть и молодому, но закончившему ординатуру, набравшемуся кое-какого опыта, очевидные вещи, известные каждому третьекурснику?

– Всегда помните, что за каждым больным стоит чей-то интерес, – продолжила Анна Анатольевна. – У нас не принято перебегать дорогу коллегам, не принято, как это говорят, «тянуть на себя одеяло», не принято выносить сор из избы. Все, происходящее в стенах института, должно здесь и остаться. Репутация института – это наша с вами репутация, и пятнать ее нельзя. Вы это и сами понимаете, это все понимают, только иногда делают наоборот. А таких проступков у нас не прощают. Все что угодно простят, поправят, если можно поправить, прикроют, если поправить уже нельзя, но вот с невменяемыми, будь они хоть семи пядей во лбу и самые золотые руки Москвы, у нас принято расставаться сразу и бесповоротно. Да еще если кто-то будет справки наводить – расскажут все как есть, покрывать не станут, поэтому трудоустроиться будет проблематично. Я вас еще не очень запугала?

– Не очень, тем более что к невменяемым я не отношусь.

– Вот и славно.

Алла Анатольевна допила остывший кофе и удивленно посмотрела на сидевшего напротив Моршанцева.

– У вас есть какие-то вопросы, Дмитрий Константинович?

– Нет.

– Тогда идите домой, хватит с вас на сегодня.

– Но ведь рабочее время еще не закончилось, – Моршанцев сверил наручные часы с висевшими над дверью.

– У нас работают не от звонка до звонка, а столько, сколько требуется. Сегодня у вас первый день, обилие впечатлений, вот и ступайте домой их переваривать…

Поездка на автобусе до метро добавила впечатлений, только на этот раз несколько отвлеченных.

– Она мне говорит: «У вас в Екатеринбурге недавно открыли филиал нашего института. Почему бы вашему мужу не обратиться туда?» Ага! Обратись! Туда без денег и соваться нечего! – громко, на весь салон, возмущалась «астая» дама, сидевшая впереди Моршанцева.

Слово «астая» Моршанцев придумал еще в школе для обозначения женщин, обладающих избытком форм. Грудастая, задастая, щекастая – все это вмещалось в одно емкое слово. Самому Моршанцеву нравились изящные, субтильные женщины и непременно – с большими доверчивыми глазами. Избыток форм, на его взгляд, отдавал вульгарностью, а за маленькими глазками крылись коварство и расчетливость.

– Без денег сейчас вообще ничего сделать нельзя, – поджала губы собеседница, горбоносым профилем походившая на хищную птицу, – везде давать приходится.

– Так давать-то я готова! – колыхалась «астая». – Вопрос – сколько! У нас мне назвали какие-то бешеные цены! За госпитализацию без очереди – тридцать тысяч, за операцию – семьдесят…

– Семьдесят? – недоверчиво ахнула горбоносая.

– Это только хирургам! – уточнила «астая». – Анестезиолог и послеоперационное пребывание в реанимации оплачивается отдельно. Я прикинула – на круг вышло не меньше ста пятидесяти. Сестрам, то да се… Вот мы и решили попробовать лечь в Москве, мы же российские граждане с полисами! Я ей так все и объяснила.

– А она?

– А она улыбнулась с такой вот ехидцей и говорит: «Все же я вам советую лечиться по месту постоянного проживания. У нас очереди еще длиннее и все вопросы решать гораздо сложнее. Не теряйте время попусту». Вы понимаете?! Нет, вы понимаете?! Прямо так вот, в лоб, дала понять – валите обратно, у нас еще дороже! А откуда у нас такие деньги? Мы всю жизнь работали, но, кроме болячек, ничего не заработали. Раньше все по-другому было…