Я глаза закрываю, сглатывая. Мамуля. Чувствует.

– Все отлично, катаюсь по Питеру, – та еще прогулочка.

– На чем катаешься? – какая она у меня дотошная. Вечно выспросит с кем, куда, во сколько вернулась, даже когда взрослой совсем я стала.

– На такси мам.

– Откуда у тебя деньги на такси? Ты же говорила, что кроссовки не можешь себе купить. Лучше бы нам денег отправила.

Ну вот. От ненависти до любви. Помню я очень хотела себе велосипед. Потихоньку собирала морошку, продавала в нашей деревне, потом еще тетя Галя решила мне помочь. Только вот деньги отдала матери – ведь так надежнее. В итоге накопилась нужная сумма, и я была на седьмом небе, что у меня наконец появится свой транспорт, что мне не нужно будет ходить километры до школы пешком.

Но мама очевидно считала, что ботинки для Раи-младшей сестры, важнее. И меня она конечно не обделила. Купила пластилин, ведь я так давно его просила.

– Дождь пошел, мам, вот я и взяла самый дешевый тариф.

– Ну ладно. Зонт бы лучше купила.

– Куплю, мам. Вот как раз новый заказ получила. Куплю обязательно.

– Точно все хорошо?

– Все просто прекрасно, – случайно скашиваю глаза на зеркало заднего вида и ловлю на себе внимательный взгляд.

Так и хочется плюнуть туда, чтобы до него долетело.

Нормально же жила, спокойно. Без волнений: умру ли я.

– Пока, мам.

Блин, все-таки ляпнула. И тут же отключила телефон, запихнув его в сумку.

– Ты откуда? – тут же летит вопрос, а я молчу. Хотя ведь и соврать можно. Рядом полно деревень, он никогда в жизни не узнает, из какой именно я. Если конечно паспорт смотреть не будет.

– Ты оглохла? Я вопрос задал!

– Поселок Глажево. Ленинградская область, – вру, называя соседнее село.

Эти уроды переглядываются, очевидно понимая, что если пропаду, меня вряд ли кинутся искать. И мама конечно попереживает, но обязательно скажет, что я виновата сама.

И ведь окажется права.

Я сама пошла за Катей.

Я сама согласилась ей помочь.

Я САМА вышла на пробежку так поздно.

Машина вдруг тормозит, и я осматриваю высокое кирпичное помещение, скорее всего бывшую фабрику, раскулаченную еще в советское время. Таких по городу пруд пруди. Чаще всего их переделывают под что – то развлекательное, магазин или офисы.

Интересно ли мне, что хотят сделать здесь эти двое? Нет. А вот то, что они ушли и оставили меня в машине очень интересно. Правда Захар на последок кинул со смешком, блокируя замки на машине.

– Только не уходи никуда.

Я быстро отстегнулась. Дождалась, когда они скроются за дверью и перелезла вперед, чтобы потыкать кнопочки.

Может одна из них откроет дверь?

Но все было настолько современным, словно книга на дорогом языке, который я не знала. Я пользуясь только своим стареньким б/ушным ноутом и кнопочным телефоном, растерялась. Хотела от бессилия и несправедливости начать плакать, но сейчас на это нет времени.

Поэтому я просто легла на заднее сидение, подняла зад и начала со всей оставшейся силой бить по стеклу.

Я видела это в кино.

Должно сработать.

Только кажется, чем больше я била, чем больше тратила сил, тем меньше оно поддавалось.

Я уже кричала от злости, от бессилия, ревела, но продолжала бить стекло, делая упор на пятки.

– Ну давай же, давай!

И словно по волшебству дверь поддается! Дверь?

Она просто открывается, а перед глазами стоит злой Абрамов.

– Ты серьезно надеялась выбить окна на тачке за двадцать лямов? Совсем тупая?

Не знаю. Не думала.

– Я… замёрзла просто, – мне и правда холодно, тело дрожит, а брюки липнут к ногам как вторая кожа. взгляд меняется мгновенно. Абрамов скользит взглядом вниз, именно туда, где смыкаются сведенные ноги. Потом возвращается к груди, и конечно своим извращенным умом принимает вставшие от холода соски за возбуждение. Его глаза – индиго становятся почти черными и кажется я вижу как ускользает из них разум, оставляя лишь голодный, дикий, животный инстинкт.