Это какое-то безумие, но его голос и шум дождя словно околдовывают, вынуждают оттопырить зад и поставить ноги шире

Это, конечно, все только для того, чтобы он поскорее закончил и не причинил мне вред. Только из соображений безопас... А-а… Господи. Он там. Распирающий мои внутренности, не позволяющий даже пошевелиться.

— Послушная девочка, — кусает он мое ухо, начиная двигаться во мне все чаще, дыша все глубже, опаляя своим дыханием прохладную кожу шеи..

Скотина. Сволочь. Я не послушная, я не хочу с ним.

— Сука! Узко-то как... — надавливает мне лбом на спину, рукой прогибает в пояснице, толкаясь до самых недр. Задает грубый, до невозможности агрессивный темп.

Я не хочу, не хочу его. Я ненавижу его и теперь буду таскать нож всегда. Да, лучше думать, занять голову чем-то другим, помимо этого животного совокупления.

Зарежу его при первой возможности. Отрежу огромный член, который снова и снова таранит меня. Снова и снова растягивает изнутри, ломая все, что я с таким трудом восстанавливала.

На этот раз боль другая.

Дурацкая, тянущая. Я ее всем своим существом отрицаю.

Потому что я не хочу даже думать, что подобное может доставлять хоть каплю удовольствия. Что мокрые руки на груди могут приносить тепло и ласкать, пока ливень хлещет по обнаженной спине.

— Хочешь кончить, Мышка? — хрипит он мне в ухо, сжимая теперь шею, а я кричу, ору.

— Нет! Нет! — нельзя кончить от того, что противно, нельзя, нельзя. Но этот урод накрывает волосатый лобок пальцами, находит чертов центр и начинает взламывать мою защиту, совершая круговые резкие движения. Не прекращая резких, жадных толчков внутри моего изнывающего по неизвестно чему телу.

Я пытаюсь вспомнить боль, которая разрывала меня в прошлый раз, я пытаюсь вспомнить, как сильно его ненавижу, вспомнить пособия и книги жертв насилия о том, что оргазм рождается в мозгу и во время насилия не возможен. Но запах этого мужчины, терпкий, с привкусом мускатного ореха уже проник во все поры и стянул нервные окончания.

Все мои попытки думать и размышлять о насилии исчезают ровно в тот момент, когда по телу проходят волны жара, когда дождь не просто не ощущается, он словно становится раскалёнными брызгами лавы.

Внутри натягивается струна и тут же рвется, вырывая из моей груди не крик боли, а чертов стон.

Нет, нет, я не хотела кончать!

Только не так!

Только не с ним!

Но чудовище толкается еще несколько раз, вжимаясь в мое тело, как одержимый псих, и заполняя меня до отказа спермой, которая горячими каплями стекает по голым ногам.

— Ненавижу, — реву я, стекая по стене к его ногам. — Ненавижу!

Реву, пытаясь привести себя в порядок. Он даже не разделся, стоит надо мной, заправляя еще стоящий член в штаны, и на меня смотрит. Словно на использованную тряпку.

— Замерзла, наверное.

— Да пошел ты...

— Погнали, погреемся, — дергает меня вверх, сам натягивает мне штаны, спускает футболку. Затем просто сбрасывает свою куртку и накидывает на меня, буквально опаляя своим неповторимым запахом.

— Мне не нужно. Ничего твоего не нужно, — хочу сбросить куртку, но Захар за плечо хватает.

— Она, знаешь, сколько стоит? Точно хочешь потом отрабатывать?

— Ты взял, что хотел! Убирайся! — хриплю я, отворачиваясь, не желая его видеть. Царапаю щеку о стену, умоляя небеса сделать его просто сном, избавить меня от него и от ноющего ощущения внутри тела. Но не суждено мечтам сбыться, и вот я уже оказываюсь лицом к лицу с воплощением зла.

— Не строй из себя жертву, Соня. Кончила?

— Пошел ты! — плюю ему в лицо и понимаю, что зря. Получаю новую затрещину. В голове трещит, во рту кровь, а он — сволочь — ещё и гладит место удара, распространяя по коже долбанные мурашки. Урод.