Двигаясь вдоль реки, они не могли не заметить Цебетасского Храма, расположенного в месте слияния Ции и впадающей в неё Змеевицы. Щекочущие облака шпили пронзали небо и были видимы за несколько десятков километров. Заприметив их на горизонте, Эстор повернул свой небольшой отряд к западу и по широкой дуге обошёл Храм. Как родившемуся в соседнем владении лоокийцу ему было прекрасно известно про это последнее место поклонения Ушедшим, равно как и то, что от главной Цитадели Цебетаса Храм отделяет лишь Змеевица, и он не хотел попадаться на глаза тамошним гвардейцам.

Обходной путь привёл их к шаткому мостку через речку притоку, а вскоре после его преодоления они уже вступили под тень величественных деревьев Ничейного леса. Едва ли хоть кто-то из них проникся торжественностью момента.

Больше трёх недель жалкие остатки банды Красных Перьев провели в дороге.

Ничейный лес приветствовал их приятной прохладой, мягким мхом – усладой для натруженных и стёртых сапогами ног и обилием дичи. Это была первая ночь с того момента, как Красные Перья покинули Пески, которую они провели с удобствами. На следующий день Эстор выдвинулся на поиски Затерянной Хижины, где надеялся получить более исчерпывающую информацию о тех слухах, что сподвигли его на серьёзный поход.

В качестве сопровождающих он выбрал Ахмера и Федриго, в глубине разочарованной души понимая, что только эта двоица не вызывает у него подозрений и только по отношению к ним у него сохранилось некое подобие доверия. Он предчувствовал, что среди остальной части отряда нарастает скрытое недовольство, которое лишь усилилось за время отчаянного и пока что ничем неоправданногоперехода. Эстор хотел хоть немного обезопасить себя, он надеялся, что принесённые из Хижины новости помогут ему удержать шаткую власть, а тем временем он даст время остальным немного поостыть. К тому же перспектива заработать обязательно смягчит их буйный нрав.

И сейчас, направляясь на свидание с Отшельником, Эстор вдруг отчётливо понял, насколько глупа была его жизнь. После всех испытаний, после всех тягот, после славы, сменившейся позором, он наблюдает себя в компании вонючего арбалетчика и мальчишки, чью голову он забил увлекательными байками, никак не связанными с реальным миром. Он был стар, голоден и бесталанен, если не это низшая точка его жизни, то что тогда?

Последнее время приступы депрессии случались с ним всё чаще, особенно резко они проявлялись во время бессонных ночей на Пустой Полосе, когда ветер пробирался ему под кожу и стучал закоченевшими костями. Однако в перевес этому стариковскому брюзжанию внутри него сидел другой голос, голос его гордости, самоуверенности или юношеской пылкости, который по-прежнему уверял, что подвиги не остались в прошлом, что следует искоренить жалость к себе и хватать возможность, которая сама просилась ему в руки. У него ещё есть голова на плечах, чтобы командовать, у него ещё остались руки, чтобы указывать, какие бы мысли на этот счёт ни имелись у других! Большинства из них и на свете не было, когда он уже прославился под именем Кондотьер из Лоокии.

Он обернулся, чтобы посмотреть на свою «свиту». Зрелище выходило не сильно впечатляющее, но иного варианта у него не было. Сопровождавшие его следовали на удалении в три шага, выдерживая, как хотелось думать Эстору, почтительную дистанцию. С правой стороны тропы двигался Ахмер, во рту его курилась трубка с вонючим табаком, с которой он ни за что бы не стал расставаться. Коричневыми зубами он скалился в сторону восходящего солнца. Он был младше Эстора лет на десять, но тело его утратило молодецкую форму, оплыло и внешне напоминало рыхлый студень. Его торс скрывался под жилеткой с несколькими завязками, а лоб был перехвачен задубевшей от времени и грязи банданой, не дающей сальным волосам закрывать глаза.