Но я, мать их, даже не подозревал, насколько это трудно.
Окей, не хочет пересаживаться – не надо.
Иду напрямую к женщине, встаю спиной к окну, лицом к ней, создавая ширму между ней и окном.
Нелли поднимает голову и вопросительно вздёргивает бровь.
– Не хотите помогать мне – придётся терпеть меня в личном пространстве, – комментирую я. – Если вы не боитесь за свою голову, то мне моя очень дорога. А мне ее снесут за вас.
– Ладно, убедил, – усмехается женщина. Поднимается и пересаживается к стене, куда я указал. – Есть в тебе что-то… – произносит она, не договаривает, продолжая читать текст. Закидывает ногу на ногу и покачивает туфлей.
И уже неподвластные мне глаза сами скользят по этим шикарным ногам в черном капроне.
Глубоко втягиваю воздух, отворачиваясь к окну.
Катя прибегает с кофе, передавая стаканчик Нелли.
– Осталось пять минут. Будем править речь? – интересуется девушка.
– Будем, – спокойно отвечает женщина, и на глазах у ассистентки рвёт лист с текстом. Катя растерянно хлопает глазами, смотря, как обрывки летят на пол. – Я сама всё скажу, как посчитаю нужным. Ты молодец. Но всё это высокопарная, никому не нужная чушь, – спокойно отпивает кофе и смотрит на настенное панно с изображением черной птицы.
Презентация проходит в одном из залов. Народу немного. Своя тусовка. Презентуют дом матери и ребенка для женщин, попавших в трудную ситуацию. Спонсор – Литвин, Нелли – представитель. Журналисты, блоггеры. Нелли в центре внимания. Говорит речь, я в толпе. Конечно, ее никто отсюда не утащит и не пристрелит публично. Сейчас ведутся другие игры. Беспредел не в моде. Давно прошли борзые времена, и, слава богу, я их не застал.
– Большинство женщин каждый день испытывает домашнее насилие, как моральное, так и, к сожалению, физическое, – начинает она свою речь. Это импровизация. Текст Кати она разорвала. – Почти все из них боятся заявить в полицию или поделиться этим с близкими. Не могут уйти и всё это остановить, – она меняется в лице, говорит холодно и отстранённо. – Многие по разным причинам предпочитают терпеть издевательства, продолжая находиться в клетке. Наша задача – оказать помощь и защиту таким женщинам. Если мы сможем вырвать из этой клетки хотя бы малый процент, то спасём им жизнь. Статистика неумолима… – выдыхает она, не договаривая, прикрывая глаза. Держит драматичную паузу.
Зал взрывается аплодисментами. Хорошая речь. Жаль, что фальшивая.
Что она может знать о женщинах в трудной ситуации?
– Наш фонд построил здание и облагородил территорию, решил много проблем. Но это не всё, нужно оборудование, мебель и прочие мелочи. Дамы и господа, все, кто хочет принять участие в этом благом деле, прошу, не скупитесь, – заканчивает она. – Вам будут благодарны тысячи женщин и их дети.
Всё, официальная речь закончена. Начинается что-то типа фуршета. Толпа собирается в группы, разносят шампанское и мини-закуски. Посматриваю на часы. Полдень. Не рановато ли для шампанского?
В руках у Нелли бокал, и она, в отличие от своих собеседников, с удовольствием пьет. Через несколько минут в ее руках появляется еще бокал, а безразличное лицо расслабляется, выдавая эмоции.
Нелли ограничивается двумя бокалами и, не прощаясь с собеседницами, уходит в сторону комнаты отдыха. Я за ней, на несколько шагов позади. По коридору разносится эхо стука ее каблуков. Прежде чем войти в комнату, женщина оборачивается. Останавливаюсь. Пауза, Нелли задумчиво осматривает меня, а потом входит в комнату. Дёргаю ворот рубашки.
Что это сейчас было?
У меня мурашки по коже от ее взгляда.
Ведьма.
Не успеваю войти, сталкиваемся в дверях лицом к лицу. Нелли уже в чёрных очках с сумочкой в руках. Отступаю, пропуская её вперёд, снова глотая запах женщины.