…И вот теперь вопрос с переездом был решен. Александра смотрела на салфетку с цифрами, и маленький клочок бумаги перевешивал все ее сомнения по поводу предстоящей авантюры. «Да, я ничего не знаю ни о янтаре, ни о старинных пластиках, как выражается этот Эдгар Штромм, – говорила она себе. – Но ведь я не должна ни реставрировать, ни давать экспертное заключение. Просто снимать с аукциона лоты, на которые сбивается цена. С согласия владелицы коллекции. Чисто механическая, пустячная задача. И это поможет мне переехать со всем своим барахлом, хотя бы на первые три месяца, в человеческие условия!»

– Еще кофе! – обратилась она к подошедшему официанту.

– Не желаете перейти в помещение? – спросил тот, начиная убирать со стола.

Дождь припустил вовсю. Александра покачала головой:

– Я посижу здесь.

Холодный ветер приятно освежал ее горевшие от волнения щеки. В ожидании кофе художница сидела, откинувшись на спинку стула, глядя на противоположную сторону переулка, на свой дом, на окна своей мансарды – маленькие, подслеповатые, темные. Паника, в которой она жила последние недели, постепенно утихала. Вопрос с переездом был решен. «Нужно сейчас же зайти к хозяйке, сказать, что я перееду на днях и заплачу за три месяца, как она хотела!» – размышляла Александра. Официант принес ей чашку капучино с пышной сливочной пеной, щелкнул зажигалкой, зажег свечу в стеклянном стакане на столике.

– Темно, как вечером, – улыбнулась ему Александра.

Она старалась растянуть спокойные минуты, каких в ее жизни было мало в последнее время. Пила кофе не торопясь, следя за тем, как пляшет язычок пламени в стеклянном плену, бегут ручьи вдоль тротуаров и зыбко отражаются в мокром асфальте красные габаритные огни машин, медленно проезжающих по переулку. Брызги дождя попадали прямо в ее кофе, буравя дырки в оседающей пене.

«Все это удивительно, и все это очень хорошо… Но почему я?» Она упорно прогоняла мысль, темную и беспокойную, как это мглистое утро, похожее на ранний вечер. «Почему ему понадобилась именно я?»

…Лесная дорога, по которой ехало такси, внезапно вильнула вправо и закончилась у решетчатых раздвижных ворот. Над воротами горел фонарь, освещая въездную площадку и начало асфальтированной дороги, уходящей в глубь коттеджного поселка. Вдали, за черной грядой елового леса, догорал ветреный яркий закат, медленно оседающий на краю золотистого неба, как слой малинового варенья в стакане чая. Александра, сидевшая на заднем сиденье, напрасно искала взглядом охранника. Сторожка у ворот пустовала, шлагбаум за оградой опущен.

Штромм обернулся с переднего сиденья:

– Вот мы и на месте, дальше несколько минут пешком. Прекрасная прогулка!

– А как мы попадем вовнутрь? – Александра оглядывала длинную решетчатую ограду, тянувшуюся вправо и влево от ворот. Ограда терялась в зарослях кустарника, подступившего вплотную к поселку.

– У меня есть ключ от калитки! – успокоил ее Штромм и обернулся к таксисту: – Значит, как договорились, вы ждете полчаса – и сразу в Шереметьево!

– Воля ваша! – ответил таксист. – Вы же за ожидание платите.

Штромм вышел первым и галантно распахнул дверцу перед Александрой. Он вел себя так, словно никуда не спешил, и некоторое время стоял перед воротами, с удовлетворением оглядываясь по сторонам. Казалось, ему было по душе полное безлюдье и тишина этого места.

– Чудесно! – резюмировал он, потягиваясь. – Жить бы и жить… А Ольга мечтает уехать отсюда. В сущности, ее можно понять… Она живет в доме, где убили ее отца.

Подойдя к воротам, он достал из кармана пиджака связку ключей, быстро, привычно выбрал один, магнитный, и приложил его к замку калитки. Низко заныл сигнал. Штромм поманил Александру и галантно впустил ее в калитку первой.